Когти тигра

Такой глубоководной хищной тварью была и эта новая мина. Конструкторы, видимо, снабдили ее особым защитным прибором, — он остается в покое лишь до тех пор, пока на него давит достаточно высокий столб воды. Стоит уменьшиться давлению, как прибор срабатывает. Тогда мина взрывается и вместе со своей тайной ускользает из рук настойчиво пытающихся разгадать ее советских минеров!

Да, так, несомненно, и было.

Но если мину нельзя вытащить для разоружения на берег, то, стало быть, надо спуститься к ней на дно и разоружить ее там!..

Спуститься и разоружить?..

Григорий подождал немного, давая себе время освоиться с этой мыслью.

На первый взгляд она фантастична. И в то же время в ней есть своя подкупающая логика.

Разоружение под водой будет лишь частичным. Не обязательно вырывать у хищной твари все ее зубы. Достаточно ограничиться двумя зубами. Иначе говоря, надо снять с мины только защитный прибор, который не выпускает ее из воды, а заодно с ним и второй, который не переносит толчков.

После этого мина будет доставлена на берег, где минеры уже без помех займутся ее главной тайной.

Однако среди минеров нет бывших водолазов. Обучить водолаза минному делу? Потребуется слишком много времени.

Но к решению можно подойти и с другой стороны. Намного проще обучить минера водолазному делу, чем водолаза — минному. Для этого достаточно, вероятно, недели, если проводить обучение форсированным темпом.

Глубины на фарватере сравнительно небольшие. Спускаться на дно придется, понятно, в туман, чтобы не вызвать подозрений у немцев.

Но кто из севастопольских минеров спустится на дно?..

Григорий снова дал себе короткую передышку.

Одно из наиболее тягостных душевных состояний — бесспорно, нерешительность. Пока есть еще время колебаться, сомневаться, взвешивать, душа разрывается на части. И это не только тягостно, но и унизительно. Человек как бы беспрестанно оглядывается по сторонам, встревоженный, суетливый, растерянный. Покой приходит к нему лишь тогда, когда решение наконец принято.

Насколько все было бы легче, если бы командующий флотом принял решение за своего младшего флагманского минера, иначе говоря, отдал бы ему приказ. Но дело не так просто. Это тот редкий случай на войне, когда надо все взвесить, понять, а потом самому для себя решить!

Никто в кубрике флагманских специалистов не подозревал, какую мучительную внутреннюю борьбу переживает сейчас Григорий. Все заняты вокруг, погружены по уши в свои неотложные дела.

Григорий продолжает неподвижно сидеть на койке, держа карту на коленях, не спуская глаз с раскаленной докрасна подковы.

Да, под воду идти ему!

Вот еще важный дополнительный довод. Он, Григорий, не только хорошо разбирается в минно-торпедном оружии противника, он к тому же гребец, пловец, не раз брал призы на флотских соревнованиях. Физически лучше многих других подготовлен к единоборству с миной на дне.

И этот довод, конечно, решающий!

Григорий встал.

Куда собрался, старлейт?

К командующему на прием.

Руки минера

Командующий Черноморским флотом и Севастопольским оборонительным районом принял младшего флагманского минера в ноль сорок пять.

Защитники Севастополя с нетерпением ждут ночи. Она приносит им облегчение, как и большинству людей на земле. Немецкие летчики, артиллеристы, пехотинцы заваливаются спать и, набираясь сил на завтра, вкушают безмятежный сон. Но защитникам Севастополя не до сна. (Конечно, и они спят, но урывками.) За очень короткий промежуток времени — каких-нибудь четыре часа — надо переделать еще кучу дел: принять и выпроводить корабли очередного кавказского конвоя, подвезти к батареям снаряды, распределить патроны и автоматные диски, доставить продовольствие, захоронить своих убитых.

Зато в течение четырех часов защитники Севастополя отдыхают от бомбежек и артналетов.

Короче, они переводят ночью дух…

Григорий сжато доложил адмиралу минную обстановку. Потом прокашлялся и перешел к своему предложению.

Командующий встретил его неприветливо.

— Разоружать мину на дне? В скафандре? — хмуро переспросил он. — Не разрешу. Найдите другой способ, менее рискованный.

Но Григорий был настойчив. Он попросил разрешения подробнее обосновать свою мысль.

Командующий слушал не прерывая, застыв в неподвижной позе за столом, низко нагнув бритую крутолобую голову, будто заранее не соглашаясь с доводами Григория.

Между тем впечатление упрямой предвзятости обманчиво. Просто у командующего еще с вечера разболелась голова — трещит, разламывается на куски. Трудно поднять ее, трудно повернуть. Минуту назад, перед приходом Григория, он принял таблетку и с нетерпением ждет, когда же боль наконец утихнет.

О минной опасности ему известно все. Слово «коммуникация» равнозначно для Севастополя слову «жизнь».