Когда взойдёт солнце

– Да, точно. А ты сам не видишь? – и она приподнялась над ним.

Её тело, и без того красивое, сейчас налилось материнским соком, сгладившим все угловатости и наполнившим груди живой силой. И ему вдруг показалось, что от неё идёт какое-то мягкое мерцание, тёплое и манящее.

– Милая моя, любимая… Какая же ты молодец, родинка моя…

Он обхватил её и, прижимая к себе, целовал всю, а она, помогая ему, шептала:

– Тише, тише… Машу разбудишь… – и благодарно принимала, прирастая к нему телом.

Утром, отведя дочь к Сашиной матери, она на автобусе уехала в райцентр, в больницу – вставать на учёт. Муж, управившись, взял старое ружьё, из которого стрелял только по банкам, и поехал в лес.

***

Ира вышла из больницы. Удивительно тёплый сентябрьский день ещё больше поднял настроение. Всё хорошо. Беременность удачная, и, скорее всего, через восемь месяцев их станет четверо. Жёлтый и чуть-чуть красный вдалеке лес, чистый, с понятным и родным осенним вкусом воздух – всё радовало её, как ребёнка, заставляло ещё острее чувствовать и поэтому больше радоваться. До последнего автобуса было долго, и она решила пройтись по хорошей погоде и, возможно, доехать на попутке. Эти двадцать километров её не пугали, день ещё долог, да и машин к ним ездит много. И правда, буквально через полкилометра её догнала легковушка. Это был их, деревенский, Жердов, со своими друзьями: то ли узбеками, то ли таджиками. Он остановился.

– Садись, подвезу.

Но она махнула головой, отказываясь:

– Куда? У тебя и так полная машина.

Но он сказал два слова на чужом языке, и всех выдуло из машины.

Чуть посомневавшись и ещё раз посмотрев на улыбающегося Гришку, Ира села. Узбеки остались на дороге, тихо разговаривая.

Ехали молча. Но когда дорога повернула к реке, парень остановился.

– Постоим, полюбуемся? – он опять открыто улыбнулся.

– Давай, только недолго, – Ира согласно вышла из машины, разминая чуть отёкшие ноги.

Гришка поднял багажник и достал бутылку шампанского:

– Давай выпьем за красивый день?

Но Ира так запротестовала, что он положил бутылку обратно.

– Ну ладно, не будем. Но вот у меня есть лимонад импортный, баночный, вкусный – обалдеть! Он безалкогольный, – и протянул Ире.

Ира посмотрела на красивую, цветную банку, каких не видела никогда, и согласилась. Открыл ей, и она, очень хотевшая пить, не отрываясь, выпила половину вкусной, чуть сладковатой воды. Правда, показалось, что она какая-то необычная, но Гришка успокоил.

– Не бойся, пей и поехали.

Ира села на место. Как только машина тронулась, по телу у неё пошло странное тепло: из ног в тело, потом в голову. Она смотрела на Гришку, расслабившись, не чувствуя никакой опасности, ей хотелось смеяться и петь.

Он завернул в сторону от дороги, в лес, дальше к берегу, и остановился.

Внимательно глядя на неё сказал вдруг:

– Какая ты красивая.

И это почему-то её взволновало. Ещё остатками неопьянённых мыслей она пыталась остановить его, но он сильными руками схватил её голову и впился в губы. Огонь захватил дыхание, воля к сопротивлению пропала… Тот, целуя её, сложил сидения и, разгораясь всё больше, стал срывать одежду. Ира не могла поднять руки, и только через силу сказала: «Не надо…»

…Постепенно сознание возвращалось. Она открыла глаза и увидела голого Гришку, сидящего по-узбекски на переднем сиденье, крутя папироску. Подняв бессильную руку, потрогала себя: «Тоже голая? Господи…», – волна стыда и обиды обожгла мозг. Пытаясь предупредить продолжение, она заплакала и стала торопливо говорить:

– Гриша, пожалуйста, прошу, не надо, прошу, отпусти меня, я уйду! – слёзы текли на лицо и грудь, она размазывала их, пытаясь объяснить что-то или хотя бы вызвать жалость.

– А, иди. Вот только затянись со мной и иди, – он совал ей в лицо дымящуюся папиросу, она отворачивалась и плакала.

Устав с ней воевать, он затянулся и, зажав ей губами рот, выдохнул дым в неё, и ещё раз, и ещё…

Боль прошла. Мозг, первый раз в жизни опьянённый наркотиком, совершенно отключился.

Гришка же, наоборот, взбесился.

– Беременная, говоришь? А это видишь, на-на-на, – и он тыкал её лицом себе в низ живота… – Что он мне сделает, что? Да я могу тебя сейчас утопить – и всё… Ну нет, потом… – и он, рыча и кусая, насиловал её дико, заламывая ноги и выворачивая руки.

Она уже ничего не чувствовала омертвевшим телом, а он всё бесился. Время потеряло для неё всякий смысл, и когда он, зарычав, отвалился, ей казалось, что прошёл век. Девушка лежала с открытыми глазами, боясь пошевелиться, когда, наконец, услышала храп. Мыслей не было. Только чувство страшной беды и страха затуманили сознание. Пытаясь на ощупь найти одежду, трогала вокруг, но везде было его тело, от прикосновению к которому било током омерзения. Нащупала платье и, вытянув его, открыла дверь. Прохлада окончательно разбудила тело и мозг. Что делать? Осознание вины и боли полностью деморализовало. Мыслей не было – ничего, кроме панического, безысходного страха.