Когда взойдёт солнце

Сегодня он решил проехать за дальний кордон, где бывал довольно редко. Бензин стал просто каким-то дефицитом, поэтому, чтобы собрать двадцать-тридцать литров, приходилось жёстко экономить. Последний раз он был здесь неделю назад. Сразу заметил уже хорошо накатанную по свежей траве дорогу и поехал по ней. Через два-три километра, заехав за очередной колок, ахнул: половина огромного участка, сотки три, была выпилена. Вместо красивого целого леса вокруг стояли полуметровые пни, заваленные ветками с пожухлой листвой. Было видно, что браконьеры, спорые, хорошо укомплектованные рубщики. Лес брали быстро, не собирая мелочь и не жалея ничего вокруг. Сашка ошарашено прошёл между пней, в растерянности глядя на разбой.

– Как же так?! Нельзя же так делать! – закричал он отчаянно.

Он и сам позволял пожилым и не слишком денежным сельчанам спиливать берёзку-другую, неучтенную и, как правило, больную или попаленную. Но всегда просил всё аккуратно убрать. А здесь кто-то просто варварски срубил огромную плантацию, почти полностью уничтожив колок. С краю леса он увидел большой муравейник, раздавленный пополам проехавшей грузовой машиной.

– А вас-то за что, ребята? – и Сашка начал руками сгребать разваленную муравьиную кучу, не найдя, как выгнать из себя нахлынувшую злобу. Миллионы муравьёв, радуясь, что им помогают, или, наоборот, не понимая этого, полезли на него и под одежду, кусая и поливая его кислотой. Когда он выправил кучу и пришёл в себя, по нему ползало коричневое шевелящееся покрывало. Он снял одежду и аккуратно её вытряс, смёл с себя рубахой муравьёв и, ощущая огонь во всём теле, решил: «Вот и хондроз полечил!» Оделся, заскочил в «УАЗик» и полетел в деревню.

«Если дрова спилили, они где-то есть. Пилили много, значит, на продажу. Проеду по колхозу, всё равно увижу, где лежат…» И, следуя мыслям, в голос сказал:

– Узнаете, почём сейчас лес ворованный, узнаете…

***

Действительно, в деревне уже во втором дворе гора дров. Здесь жили пенсионеры, он их хорошо знал. Поэтому дед Иван, ничего не скрывая, рассказал, что лес купил у Гришки Жердова за заранее оговоренную сумму.

– А мне самому пилить невмочь, силов уже не хватает. А Гришка сказал, что у него выписано, и на дрова претензий нет. Он ещё мне комлей не накидал, дескать, дед старый, чтобы проще тебе было. Молодец!

– Молодец… – Сашка плюнул в сторону.

– А что это у тебя лицо такое красное, сынок, опалился поди?

– Опалили, – отмахнулся Сашка и, запрыгнув в «УАЗик», поехал дальше по деревне.

Жердов привёз дрова на шесть дворов. Если считать, что его газик запросто берёт шесть полных лесин, то украл он около тридцати стволов полновесных, взрослых деревьев – это целая роща.

«Надо что-то решать», – Сашка поехал к дому Жердова в конец улицы, к речке.

***

У Гришки праздник. Сам он небольшого роста, но очень крепкий и прыткий, как шарик. За сараями, ближе к реке, дымил мангал, стоял грубый, из свежего тёса, стол. За столом сидел хозяин и трое нерусских мужиков, пятый крутился вокруг мангала. Увидав Сашку, Гришка резко соскочил и вразвалку, как маленький медведь, пошёл навстречу.

– А, вот кого я вижу, – произнёс он нараспев, – власть идёт ко мне в дом.

Сашка, распираемый гневом, прошёл мимо него и сел за стол.

– Нежданный гость хуже татарина, – провожая лесника сузившимися глазами, тянул Гришка, – но я рад, рад… – нисколько не волнуясь, сел напротив лесника, положил тяжёлые руки на стол и мрачно спросил:

– Чё надо?

– Надо, чтобы ты весь лес, что спилил, выписал по закону. Потом, чтобы оплатил за браконьерский поруб хотя бы половину, а на остатки рассчитайся со своими работничками, и чтобы ноги вашей в лесу больше не было. Если нет, подаю на тебя заявление в милицию, только не сюда, а сразу в городскую прокуратуру.

– Слушай, – Гришка тяжело смотрел в упор, сжав до белого пальцы переплетённых рук, – давай я тебе две тысячи дам, ты бабе своей платье купишь, а себе костюм. И квиты. И жить будем дальше по-хорошему, может, даже вместе работать будем. А если нет, то пошёл вон отсюда, пока я тебя на мангале не сжарил.

Сашке хотелось схватить его за горло прямо через стол и давить, пока он не запросит пощады, пуская пену. Но диким усилием воли он подавил в себе ярость и, стараясь не торопиться, внятно произнёс:

– Жду три дня. Если нет, сделаю, как сказал. В лесу увижу – застрелю.

Встал, и стараясь держаться спокойно, ушёл. Сзади раздался визгливый хохот и громкий лающий голос Гришки.

***

Дома топилась баня. Жена сначала не увидела, но когда он разделся, испуганно вскрикнула:

– Сашенька, что это?

Сашка с ног до головы был красный, как обжаленный крапивой. Кожа горела, но он, улыбаясь, ответил:

– Муравьям помогал дом строить, а они не поняли. Зато хондроз мне подлечили.

Ира испуганно заплакала, а дочка трогала его красное тело и серьезно говорила с умным лицом:

– На солнышке, наверное, обгорел.

Сашка поцеловал дочь и пошёл париться.

Ночью Ира, гладя его грудь, тихо сказала, как бы себе:

– Я беременна.

Он сначала не придал значения, но когда понял, подскочил:

– Правда?