Когда устанет даже смерть

Задай она этот вопрос в другое время, Чимбик бы промолчал. Но сейчас... Сейчас ему хотелось уложить в сознании

шокирующий опыт, и он с радостью ухватился за привычную и понятную частичку мира. Он сухо, упуская

составляющие военную тайну детали, описал типовой распорядок для разных возрастных групп репликантов, рассказал о тестировании и выбраковке. О жизни, совсем не походившей на то, что он видел вокруг. В словах сержанта

звучали одновременно превосходство над менее совершенными дворнягами и непонятное ему самому недовольство.

Брауни слушал краем уха – для него в словах Чимбика не было ничего нового. Куда больше его интересовало

происходящее вокруг. А вот Талика слушала внимательно, не перебивая, не задавая глупых вопросов. Почти как

Эйнджела когда-то.

Невольное сравнение вызвало у Чимбика глухое раздражение. Общество Эйнджелы научило Чимбика не доверять тем, кто неожиданно добр к тебе без видимой причины. Но если для Лорэй обман был единственно возможной тактикой

выживания, то идиллийцы превратили доброту и дружелюбие в достопримечательности для привлечения туристов. А

настоящая жизнь... Она другая. Чимбик успел на неё насмотреться.

– А как живёте вы? – в лоб задал он вопрос Талике.

– Вы же сами видите, – растерянно ответила она.

– Нет, я имею в виду на самом деле. Это как в магазине. Есть красивая витрина для покупателей, а есть настоящая

жизнь.

С губ идиллийки сорвался тяжёлый вздох.

– Как мне убедить вас, что это и есть наша жизнь?

Ответ Чимбик знал давно.

– Я хочу выйти в город. Не в туристическую зону. Увидеть.

– Нам запрещено покидать этот квартал, садж, – напомнил Брауни.

Это Чимбик тоже знал.

– Я попробую получить для вас такое разрешение, – неожиданно для репликантов сказала Талика. – Если вы сумеете

провести какое-то время среди детей тут, то я считаю, что вы вполне готовы выйти в город.

Сержант смерил её недоверчивым взглядом.

– Зачем это вам? – прямо спросил он.

Идиллийка какое-то время медлила с ответом, будто сама его не знала.

– Я просто хочу сделать что-то хорошее для вас, – наконец сказала она.

– А что взамен? – насторожился Чимбик.

– Наверное, взамен я немного успокою свою совесть, – опустила взгляд Талика. – У вас не было детства, так пусть

хоть сейчас что-то изменится к лучшему.

Ответ сержант не понял. Какая связь между чувством вины, которое дворняги называли “совестью”, с процессом

роста репликантов? Почему идиллийка, не имевшая к этому отношения, испытывает вину? Почему она считает, что у

него не было детства? Он прошёл все положенные этапы взросления.

Но тему развивать он не стал, опасаясь спугнуть удачу. Кто знает, может, Талика и правда сумеет договориться о

пропуске в город?

– Я... буду благодарен, если вам удастся, – ответил Чимбик.

Брауни выход за пределы туристической зоны не волновал. Он встал со скамейки и настороженно, будто передвигался

по минному полю, шаг за шагом приближался к группе играющих детей, среди которых мелькала и ребятня с

фиолетовой кожей. Чимбик его понимал: ему и самому было любопытно ещё раз испытать эмпатию на себе. До сих

пор его знакомство с этим воздействием относилось скорее к негативному опыту. Если не считать молчаливого

понимания Эйнджелы, он испытывал на себе в основном страх и боль эмпатов. А ведь они, наверное, могли

поделиться и чем-то хорошим. Как эти дети.

Чимбик с интересом и лёгким беспокойством считывал телеметрию брони Брауни. Тот как раз остановился, разглядывая детишек, валявшихся в траве с крупными рысями. Сержант обратил внимание на специальные насадки на

когтях кошек. Как местные решили проблему с зубами хищника, оставалось только гадать, но несчастными животные

не выглядели. Ни обилие людей, ни повышенный уровень шума не волновали животных, охотно игравших с детьми.

Они прыгали на мелких дворняг, толкали мягкими лапами, валили на траву и ловко выворачивались из ручек.

Совершенно бессмысленное занятие, на взгляд Чимбика, но дети выглядели счастливыми.

Талика негромко спросила:

– Хотите погладить или покормить какое-то животное? У каждого вольера стоит автомат с лакомствами для зверей.

– Может, в другой раз, – ответил Брауни.

Изображение с камер его шлема сместилось на Талику.

– А как вы живёте? – полюбопытствовал однорукий репликант. – Постоянно испытывая множественные воздействия

на психику? Это... выводит из равновесия.

В этот момент один из идиллийских детей неудачно упал и расплакался. Брауни ощутил незначительную боль и

просто невероятную, всепоглощающую обиду, густо замешанную на разочаровании. Будто рухнул целый мир.

Репликант потрясённо умолк и лишь через несколько секунд осознал, что по щекам текут слёзы. Невероятное, невозможное событие. Репликанты не плакали с раннего детства, лет с двух. Воздействие слезоточивого газа и иную