Когда-то был Апрель

На благородном жеребце восседал сам император Франции — Наполеон Бонапарт. Апрель Старцев поднялся в полный рост, встречая великого полководца. Казаки вслед за молодым офицером встали тоже. У вереницы телег император остановился и лихо спрыгнул на землю.

Историки и портретисты не соврали, схожесть с оригиналом впечатляла. Бонапарт был невысок, подвижен и чрезвычайно резок, как человек действия. Нос у него крупный с горбинкой. Взгляд пугающе колючий и опасный — как кактус-переросток на уровне лица в узенькой тёмной комнате. Если коснёшься его шипов, жди беды.

«А тиран классно выглядит!» — оценил Апрель.

Бонапарт выслушал рапорт су-лейтенанта. Юный командир заметно волновался. Говорил он громко и стрелял глазами в сторону пленных, словно строчил донос.

Осмотрев телеги одну за другой, Бонапарт подошёл к той, из которой солдаты вытащили панцирь, кистень и прочие предметы. Выбрав меч, Наполеон поднял его над головой и что-то сказал своим землякам. Ловя каждый вздох, солдаты с восторгом встречали его слова. Император Франции забавлялся, а солдаты хохотом реагировали на шутки. Это и понятно — что же не веселиться после удачной баталии близ Бородино.

Пленные стояли особняком на этом празднике жизни. Но Наполеон не мог не обратить внимания на угрюмую четвёрку. Император перестал жонглировать мечом и, указав остриём стального оружия на Апреля, жестом приказал подвести русских ближе.

— Господа! — обратился он ко всем пленным сразу. — Обоз, состоящий из телег, лошадей и церковного имущества, объявляется конфискованным! В пользу Франции, разумеется.

Император был эмоционален, свеж и бодр, словно война уже выиграна. Оттого казался благожелательным. Толкнув ногой, лежащий на земле блестящий панцирь, он напрямую обратился к Апрелю.

— Этим старьём вы воюете против сильнейшей армии в Европе? А мне говорили, что русские — это народ воинов. В моём штабе одни болтуны, а ни одного советника. А ну, русский, накинь железную жилетку! Покажи нам, как нужно носить столь грозный наряд.

Поразительно… минутами ранее Апрель не знал французского, но сейчас понимал Бонапарта, будто всю свою жизнь прогуливался вдоль берегов Сены или Луары, слушая рыбачьи песни и даже подпевая подвыпившим Пьерам и Франсуа. «Да что же здесь поразительного? — мелькнула мысль у гостя из будущего. — Если прилетел в прошлое, то разговаривать я должен уметь хоть на марсианском. А французский — это так, семечки… ёлы-палы!»

Апрель поднял сверкающий панцирь. Выглядел тот как новенький. Была бы возможность выставить его в магазине Матвея Сергеевича — то честное слово — неплохо можно заработать. Это была крепкая, добротная сталь без повреждений. Панцирь начищен до блеска: ни коррозии, ни ржавчины, только глубокие царапины, как следы былых сражений; экспонат на зависть нынешним мастерам; одним словом — вещь!

Нехотя Апрель покрутил в руках массивную защиту времён «царя гороха», затем аккуратно опустил на землю, отказываясь веселить императора и французских кавалеристов. Потому что он прилетел из двадцать первого века — у него важная миссия, а не цирковой номер.

— Неплохая вещь. Цена у неё большая, но, извините, я не могу этого сделать, — пожал плечами Апрель, говоря на французском.

— Ты отказываешь мне? Тому, пред кем пала Москва? — усмехнулся Наполеон. — А если прикажу расстрелять тебя… и этих трёх голодранцев тоже к стенке?

— На всё воля божья, — с ленцой ответил Апрель.

— Каков наглец?! — искренне удивился французский полководец. — Но ты прав, какое мне дело до вас — сынов дьявола? Глупец ты, русский — у меня ключи от вашей столицы, а ты героя из себя строишь.

Император бросил яростный взгляд на пленных, затем поправил знаменитую треуголку и отдал приказ су-лейтенанту:

— Расстрелять!

Веселье солдат растворилось. Французы набросились на казаков, сбили с ног и стали вязать. Апрель без труда выдержал натиск двух конвойных и остался стоять на месте. Сложив за спиной руки, он дал возможность беспрепятственно сковать себя верёвкой.

Взлетев в седло, император подъехал так близко, что Апрель увидел могучие мышцы скакуна прямо перед собой. Конь суетливо перебирал копытами, норовя наступить на ноги. Скакун топтался вперёд-назад, хрипя всё громче, порываясь встать на дыбы. Он будто чувствовал тревожное настроение и понимал жестокий приказ своего хозяина. Зверь брызгал слюной, ржал и скалился.

А вот французский император был спокоен и, наслаждаясь властью, насмешливо бросил офицеру:

— Нет, дикари. Никакой пощады вы не дождётесь. Мы били вас вчера, бьём сейчас и далее будем бить. Прощай, русский!

Бонапарт вскинул руку, коснувшись треуголки и, пришпорив коня, галопом помчался вместе со своими гвардейцами.

Французы, охранявшие обоз, заметно растерялись. Юный су-лейтенант, командовавший десятком солдат, тоже не горел желанием стрелять пленных, но приказ, отданный главнокомандующим, необходимо привести в исполнение.

— Что он сказал тебе, барин? Нас повесят? — живо интересовался Пётр.

— Не волнуйся, казак, нас расстреляют.

— У-у! Совсем другое дело! — пошутил бородатый. — А ещё, что сказал?