Когда разливается Акселян

Народ Кайынлы любил работать сообща, дружно. К тому же староста обещал после работы организовать небольшой праздник со скачками и забить яловую кобылу. А много ли человеку нужно? Да что такое мост, если взяться всей деревней? Недели через две дело уже шло к концу. Малбай, бренча жестяной медалью, еще понукал и торопил людей. Осталось насыпать щебень для подъездов к мосту с обеих сторон. Завтра должны начаться скачки. И тут нежданно-негаданно поднялся шум: «Шакманец Бакир убил кипчака Ильсыгула!..» Не размышляя и ни в чем не разобравшись, кипчаки и шакманцы начали драться. Карьянцы, как тараканы, разбежались подальше от греха. Буринцы приняли сторону шакманцев, поскольку Бакир им приходился зятем. Дрались чем попало… Ни крики старосты, ни попытки бурзянцев разнять дерущихся — ничто не помогало. Почти весь день продолжалось это кровавое побоище, результатом которого были сломанные руки и ноги, раздавленные груди, разбитые головы… Лишь к вечеру стихла эта драка. Стихла тогда, когда пойманного Бакира приволокли за руки и за ноги и повесили вниз головой на новом мосту. Кровь, дескать, за кровь!..

А дело было так.

Бакир нагрузил полную телегу песку и стал понукать лошадь. Ильсыгул, как и все кипчаковцы, веселый, решил пошутить и, подбросив в телегу еще лопату песка, сказал: «Не сломится хребет у твоей лошади, потянет!».

Рассвирепевший Бакир схватил лопату и ударил Ильсыгула, размозжив ему голову. Случайно ли это произошло, в пылу гнева или давно Бакир ненавидел кипчака Ильсыгула — сейчас трудно сказать. Главное и самое печальное в другом: назавтра вместо праздника состоялись похороны двух молодых парней…

Один из последних богачей среди шакманцев — Гарей Шакманов, человек с глубоко посаженными глазами, хищно смотрящими на мир, с крепкими впалыми щеками, с изворотливым умом…

Шакманцы — зажиточные люди. Но Гарей и среди них выделяется крепкой хваткой и скупердяйством. Он не потратит впустую и лишней копейки. Еще в начале двадцатых годов Гарей взял пошатнувшееся отцовское хозяйство в свои руки, и скоро оно пошло в гору. Дед его старик Язар был в Кайынлах самым знатным богачом, не знал даже счета своему скоту. С ранней весны табуны лошадей, стада коров, отары овец выгонялись на поля. А осенью скот собирался на большом дворе, считали только головы тех овец, которые не смогли войти внутрь, по ним и вели счет приплоду.

— Ты хозяин, ты и разбирайся со своим скотом! — говорила баю жена.

— Считать начнешь — счастье уйдет! — отмахивался старик. — Аллах о приплоде позаботится.

А как не размножаться скотине, если смотрело за ней полдеревни бедняков-шакманцев! Но когда старик начал благодушествовать и смотреть сквозь пальцы на свое хозяйство, то и батраки стали работать спустя рукава. Отары поредели… То волк, то медведь задерет овцу, то утонет она в болоте или замерзнет в поле.

Несчастливым был год, когда женился отец Гарея Мисбах. Свирепствовал ящур, коровы падали одна за другой. И знахарей звали, и нищим подаянье подавали, ничто не помогало — скот падал по-прежнему.

— Покинуло счастье мой дом! — безнадежно говорил Язар и умер от горя, оставив Мисбаху один косяк лошадей, два стада коров и отару овец.

Но и Мисбах не нашел счастья в отцовском доме…

Когда Гарей подрос, старик Мисбах уже выдал трех дочерей замуж. Жена его радовалась, что дочери хорошо устроены. Да и Мисбах говорил: «Ушла девка — ушел сор из избы», но про себя горько сожалел, что потерял много скота, отданного как приданое.

Хозяйство Мисбаха оказалось в самом плачевном состоянии: единственному сыну оставалось всего-навсего пять лошадей, десять коров и около полусотни овец. Одно утешало: Гарей способный мальчик, бог даст, сумеет поставить хозяйство на ноги.

Мисбах решил поскорей женить сына и передать ему нелегкие бразды правления.

Но у молодого Гарея были по этому поводу свои соображения. От природы хитрый и изворотливый, отучившись три года в сельском медресе, он вырос в юношу с очень большими запросами. Но он понимал: для того, чтобы взять от жизни многое, необходимы практические знания и сноровка, которые можно получить при желании у сведущих людей.

— Мне, отец, рановато жениться, — сказал он. — Плохо я знаю жизнь. Ты дай мне денег, я поеду в Оренбург, посмотрю на людей, повидаю свет… Потом уж решу, что делать дальше.

— Жизнь везде одинакова, сын! — возразил Мисбах.

— Сейчас нельзя без ученья, быстро пропадешь. — Гарей умоляюще посмотрел на мать, стоявшую в стороне и прислушивавшуюся к их разговору.

Еще раньше он уже почти склонил мать на свою сторону и теперь ждал от нее поддержки.

И Минивафа сдержала свое обещание.

— Разве плохо, если твой сын после учебы станет старшиной или другим начальником? Плохо ли это?.. Не будет скота, так хорошая должность принесет ему счастье. А то лишь одни кипчаки в люди выбиваются. Пусть будет старшиной, вот тогда и утрем сопливые носы этим веселым беднякам!

И Мисбах сдался. Продав одного коня, он вручил сыну деньги и благословил его в путь.