Когда разливается Акселян

Дом Ахмерова Гарей нашел довольно быстро. Он стоял на самом видном месте Николаевской улицы, неподалеку от новой церкви. В детстве Гарей бывал здесь вместе с отцом. Крепко засел в его памяти этот большой двухэтажный дом с высоченными двустворчатыми воротами. И чего только в этом доме не было! Впервые он здесь увидел и услышал граммофон, который принял он за мельницу для перца, виденную им ранее на Исаевском базаре у одного отцовского знакомого.

Встретили их хорошо. Сели пить чай. Неожиданно из-за печи, разукрашенной цветастыми кирпичами, вышла девочка. Ей было лет двенадцать.

«Просто куколка!» — ошеломленно подумал Гарей.

На ногах хрустящие сапожки, тонкое голубое платье перехвачено красивым пояском.

Подойдя к Фазлыю, девочка приподнялась на цыпочки, обхватила шею отца тонкими ручонками и поцеловала его в лоб.

— Вот, друг Мисбах, — сказал тогда Фазлый и погладил рыжеватые волосы девочки. — Это и есть моя старшая дочь Ляля.

— Субханалла[5], — ответил отец Гарея. — Прелестная у тебя дочь, пусть ничто ее не сглазит.

— Да, да! Пусть даст ей аллах счастье!

Ляля чуть заметно улыбнулась Мисбаху, поклонилась и поблагодарила его.

Девочка очень понравилась маленькому Гарею.

Привыкший присваивать себе все, что ему нравится, он подумал тогда: «Эх, кабы была она моей невестой!..»

Ляля что-то шепнула на ухо отцу, тот согласно кивнул. Подойдя к той мельнице, что так удивила Гарея, девочка стала крутить ручку. Мельница захрипела, затрещала и внезапно запела низким женским голосом.

Гарей дернул Мисбаха за рукав:

— Папа, папа, кто там пост?

— Это граммофон, сынок, — ответил отец, — играющая машина.

…Теперь Гарей вспомнил о первом посещении дома Фазлыя, и сердце его учащенно забилось. И сейчас, наверное, поет тот же граммофон, а Ляля уже выросла, стала еще красивей…

С этими мыслями Гарей открыл калитку.

Однако на сей раз его не пустили в горницу. В передней встретил Гарея лишь швейцар, высокий старик с огромной белой бородой, с желтыми ленточками на рукавах, на кантах, на фуражке.

«Важный человек!» — уважительно подумал Гарей.

Еще в медресе его научили слову «господин», и потому, узнав имя старика, он стал называть его только «господин Риза».

Сначала Гарей передал привет от отца, потом признался в своем желании учиться.

— Очень хорошо! — сказал бородач, вытирая слезящиеся глаза. — Нынче время такое. Необходимо, чтобы башкир тоже стал грамотным.

Гарей промолчал.

— А наша госпожа Ляля уехала учиться в Казань, в университет, — добавил старик. — Шибко грамотной будет.

Гарей понял, что Ляля теперь ему уже не пара. Погасла одна его мечта, необходимо, чтобы осуществилась другая. Так просто здесь ему не помогут. Это не родной дом!..

Приняв жалкий вид, он начал жалобно, взахлеб, говорить:

— Господин Риза, я окончил сельское медресе. Хорошо знаю четыре действия по счету.

Плоховато только с русским языком. Если вы согласны, я поработал бы у господина Фазлыя Ахмерова приказчиком в одной из его лавок, поучился бы и торговле и русскому языку. И отец мой желал того же. Мне бы только учиться, стать человеком. На жалованье я и не рассчитываю…

Швейцару стал смешон порыв мальчишки. Ишь ты, приказчиком стать захотел! Сначала вылезь из своих дырявых сапог, а уж потом!.. Но вслух сказал:

— Очень хорошо! Я скажу господину Фазлыю, он место найдет.

Старик прекрасно знал, что его хозяин никогда не отказывается от бесплатных услуг. Он проводил Гарея в маленький кирпичный домик, стоящий во дворе.

Итак, прибывший в Оренбург с большими надеждами Гарей не увидел Ляли, не услышал пения граммофона, а голодный заснул на грязном полу в доме для слуг…

Началась для него новая жизнь, заполненная непрерывной работой и унижениями. Поработав у Ахмерова около года, немного научившись говорить по-русски, Гарей вернулся в деревню с приличными торговыми навыками. Он взял разрушенное отцовское хозяйство в свои крепкие руки. В том же году ему сосватали некрасивую, но трудолюбивую молчаливую девушку по имени Кубара с большим приданым. Свадьба прошла не совсем по обычаю. Со стороны жениха приехали на семи санях. Невестиных сватов не стали приглашать, боясь лишних расходов.

— Времена тяжелые, отец! — сказал Гарей. — Не будем слишком роскошествовать.

А время наступило, действительно, нелегкое… Эхо пятого года, хоть и поздно, но все же докатилось и до Акселяна: крестьяне отказались платить налоги, требовали земли, в имении помещика Соколова вспыхивали пожары, участились кровавые столкновения с конными казаками…

Сват Мисбаха, смирный богатый человек, не стал противиться желанию Гарея, свадьбу решили отпраздновать в будущем году. Гарей, однако, умудрился привезти в дом и невесту и приданое. О свадьбе же через год и совсем забыли. Сват со свахой побывали у молодых лишь во время праздника курбанбайрам, погостили три дня, на том дело и кончилось.