Писала Жюли Оноре; конечно, она помнила леди Милдред; разумеется, она была бы рада встретиться со мной в ближайшее время.
***
Помнится, когда я спросила у леди Клампси, как бы лучше устроить встречу со знаменитой в прошлом модисткой-затворницей, то получила странный ответ:
– Просто постучитесь к ней, моя дорогая. Не нужно ни уловок, ни рекомендаций.
– Но… – растерялась я, ибо именно за рекомендациями и пришла.
Леди Клампси улыбнулась:
– Вы всё поймёте, когда побываете у мадам Оноре. Великая женщина, да! – и она качнула головой мечтательно.
Сэр Хофф, который несмотря на мнимую глухоту умудрился расслышать нас из-за соседнего столика, позволил себе резкое замечание:
– Только вы, женщины, можете посчитать великой особу, которая всего-то и делает, что мастерит шляпки.
– Не желаю слышать это от мужчины, именующего великим человека, который загнал до смерти двух лошадей и тем прославился, – не удержалась леди Клампси от резкого ответа давнему своему врагу.
– Джонни «Малютка» Кингс – лучший жокей, которого видывал свет! – возмутился сэр Хофф. – Кто ещё приходил первым на скачках по три десятка раз за год? А что до его погибшей лошади, Ястребины, то это, несомненно, происки соперников, которые…
Тут к диалогу присоединился Луи ла Рон, которому в своё время посчастливилось освещать достопамятную гонку, и вскоре все, кажется, и забыли о том, что в начале вечера прозвучало имя знаменитой модистки. Это было мне на руку, впрочем. Я долго обдумывала совет леди Клампси, но в итоге последовала ему лишь наполовину. Изучив тщательно дневники леди Милдред, которые прежде использовала для погружения в вещие сны, на одной из страниц – о, удача – я нашла запись, гласившую: «…заказала два платья у мадам О., оба прелестные; то, что с розами, надо приберечь для карнавала в Серениссиме».
И – несколько аккуратных набросков, сделанных явно рукою Фредерика, лорда Эверсана.
Это, без сомнений, был повод написать модистке – и гораздо более весомый, чем какой-то там вымышленный конверт, подписанный леди Милдред, с вложенными туда деньгами. Кратко обрисовав свою находку, я попросила мадам Оноре о встрече. Не знаю, считалось ли подобное уловкой… но, как бы то ни было, она сработала. Письмо отправилось по назначению; скорый ответ же стал для меня полнейшей неожиданностью – ещё бы, в свете событий последних дней. Откровения Эллиса, внезапный визит супругов Перро, перспектива скорой войны…
Голова шла кругом.
Так или иначе, утром девятого июля мой автомобиль остановился у крыльца неприметного особняка на самой окраине Вест-хилл, недалеко от полузаброшенного парка. На крыше поскрипывал флюгер в виде ножниц и пары лоскутов ткани, но только он один указывал на дело, которое когда-то приносило хозяйке и славу, и доход. В остальном дом мог принадлежать небогатой леди, страстно увлечённой геранями и петуниями, или престарелой чете торговцев, которые по старой привычке выставляли бутылки для молочника на крыльцо, или наоборот молодожёнам из провинции, всегда мечтавшим о Вест-хилл, но лишь недавно переехавшим сюда вместе со своей породистой борзой… Оглядевшись по сторонам, я попросила Лайзо подождать в автомобиле, а сама поднялась по ступенькам и собралась уже было воспользоваться дверным молотком, как скрипнули вдруг несмазанные петли, и створки чуть отворились.
– Какое бесстыдство! – послышалось из темноты холла грудное, хрипловатое контральто. Марсовийский акцент, скорее, угадывался, чем звучал на самом деле. – Юная леди без компаньонки. И даже без служанки… Совсем как леди Милдред. Что же, добро пожаловать.
И дверь открылась чуть посильнее – аккурат чтоб женщине моего сложения не пришлось придерживать юбки.
В холле ожидала, без сомнений, сама хозяйка: очень высокая – почти с дядю Рэйвена ростом – и совершенно седая дама неопределённых лет. Ей можно было бы дать и пятьдесят, и семьдесят, и девяносто, а настоящий возраст угадал бы – особенно в здешнем полумраке – только одарённый детектив. Нос у дамы был с характерной марсовийской горбинкой, глаза – чёрные, как обсидиановое зеркало; серое платье из овернского шёлка сделало бы честь и герцогине, несмотря на скромность отделки; от волос, уложенных анцианской раковиной, исходил слабый аромат засахаренных фиалок и сухого жасмина. Позади дамы справа стоял дворецкий, комично приземистый и одутловатый, с косматыми седыми бакенбардами, а слева – вероятно, экономка, широкоплечая женщина в тёмном платье.
– Чай в белую гостиную, – уже знакомым хрипловатым голосом приказала мадам Оноре, не оборачиваясь. И качнула головой: – Нет, нет, совсем не похожа на леди Милдред… И к лучшему, впрочем. Она совсем сдала под конец, бедняжка.