Не прошло и двадцати минут, как юрта, которую мы занимали, была полностью заполнена невозмутимыми, грубыми на вид людьми, одетыми в одежду из оленьих шкур, с нитками цветных бус в ушах и с тяжелыми ножами двух футов длиной в ножнах, привязанных к ногам. Они заметно отличались от всех, кого мы видели до сих пор, и их варварские лица не внушали нам особого доверия. Однако вскоре явился приятной внешности русский и, подойдя к нам с непокрытой головой, поклонился и представился казаком из Гижиги, посланным нам навстречу русским исправником. Наш курьер из Лесной прибыл в Гижигу за десять дней до нас, и исправник тотчас же послал казака встретить нас в Каменском и провести через деревни оседлых коряков вокруг Пенжинского залива. Казак быстро очистил юрту от туземцев, и майор принялся расспрашивать его о характере местности к северу и западу от Гижиги, о расстоянии от Каменского до русского форпоста Анадырска, об условиях для зимнего путешествия и о времени в пути. Беспокоясь за отряд, который, как он предполагал, был высажен главным инженером в устье Анадыря, майор Абаза намеревался сам отправиться из Каменского в Анадырск на их поиски, а нас с Доддом послать на запад вдоль побережья Охотского моря навстречу Махуду и Бушу. Казак, однако, сообщил нам, что накануне его отъезда в Гижигу на собачьих упряжках прибыла группа людей с реки Анадырь и что они не привезли никаких известий об американцах ни на реке, ни в окрестностях Анадырска. Когда мы отплывали из Сан-Франциско, главный инженер предприятия полковник Балкли обещал нам высадить группу людей на китобойном судне в устье Анадыря или около него пораньше, чтобы они могли подняться по реке до Анадырска и встретиться с нами по первой зимней дороге. Этого он, очевидно, не сделал, потому что, если бы отряд был высажен, то анадырцы, конечно, что-нибудь знали об этом. Неблагоприятный характер местности у Берингова пролива или позднее прибытие судна, вероятно, вынудили отказаться от этой части первоначального плана. Майор Абаза никогда не одобрял идею высадки у Берингова пролива, но всё же был несколько разочарован, когда узнал, что отряд не высадился на берег и что ему придётся исследовать все тысяча восемьсот миль между проливом и Амуром. Казак также сказал, что в Гижиге нетрудно будет достать собачьи упряжки и людей для исследования любой местности к западу или к северу от этого места и что русский исправник окажет нам всяческое содействие.
В таких обстоятельствах ничего не оставалось, как идти в Гижигу, до которой, по словам казака, можно было добраться за два-три дня. Корякам в Каменском было приказано подготовить сразу дюжину собачьих упряжек, чтобы отвезти нас в соседнее селение Шестаково[80], и вскоре вся деревня под надзором казака принялась переносить наш багаж и провизию с оленьих упряжек кочевых коряков на длинные узкие собачьи сани их оседлых сородичей. Потом нашим старым погонщикам заплатили табаком, бисером и яркими ситцами, и, наконец, после долгой ругани и споров о грузах между коряками и нашим новым казаком Кирилловым всё было готово. Хотя был уже почти полдень, мороз не унимался, и, закутав наши лица и головы в большие палантины, мы сели в сани, и свирепые каменские собаки понеслись с крутого берега в фонтанах снега, поднятых остолами их каюров.