Книга снов

Если б это был мой сын, я застрелил бы его хозяев! Ярость поднимается во мне как-то внезапно и иррационально.

Волосы у парнишки подстрижены не так коротко, как обычно стригут мальчишек, изучающих Коран. Его волосы длиннее, они скорее темно-рыжие, торчат из-под расшитой шапочки фиолетового цвета. Глаза – два светло-зеленых камушка на изможденном, но все же красивом лице. Мальчик хватает меня за руку.

– Ибрагим, – говорит он. – Я Ибрагим, мне нужно привести тебя.

Я следую за ним. Так проще, когда тебя ведут, и с каждым шагом я чувствую все большую легкость. Будто начинаю парить.

Мне не следовало позволять мальчику вести себя. Стоило взять его за руку, но что-то подсказывало мне, что иначе нельзя. Больше нельзя. Отныне нельзя.

Я не поцеловал ее. Вот и началась эта жизнь, совершенно иная жизнь. Если бы я поцеловал ее, то был бы сейчас в Париже.

Я отмахиваюсь от нелепых мыслей.

Наверное, я что-то подцепил в Африке. Лихорадка Денге? У меня галлюцинации. Нужно потом добыть лекарства у штабного врача.

Мы пробираемся мимо базарных лавчонок, прилавков, тележек, клеток с птицами. Цвета и запахи смешиваются. Такое чувство, будто мы скользим по бесконечному вращающемуся туннелю. Мимоходом я замечаю розовый рюкзак.

В голове раздается низкий женский голос, который громко произносит:

– Не уходи!

Не могу ничего поделать. Теряюсь и ничего не могу поделать.

Вскоре после этой нелепой мысли я слышу запах горелого кабеля и паленых волос, кто-то кричит:

– Адреналин!

Сердце сжимается, становится камнем, от боли перехватывает дыхание.

И потом этот громкий хлопок. Взрыв мощной бомбы, всего в нескольких метрах от меня. Что-то розовое взлетело на воздух.

Меня отбрасывает назад, с силой ударяюсь о каменную стену, в голове – боль и темнота.

Руку Ибрагима вырывает из моей руки.

Мир погружается во тьму, ночь сгущается со всех сторон: снизу, сверху, а за этой чернотой – тени, которые толпятся вокруг меня, пытаются дотянуться, уколоть, схватить за шею…

Какой-то мальчик кричит, я слышу, он выкрикивает: «Папа! Папа!» И его голос захлестывает паника.

Потом темнота отступает, и я слышу только Ибрагима, который все кричит, кричит не переставая и вдруг умолкает.

Торговец верблюжьими головами беспомощно смотрит на свою отсутствующую ногу. Неподалеку лежит фиолетовая вязаная шапочка, повсюду лоскуты шелка и куски дынь.

Из кровавого пыльного облака выходит мой отец.

Спокойно подходит ко мне. На нем застиранные джинсы и бретонский рыбацкий свитер в полоску, как в тот самый день, когда мы оба вышли в море, а вернулся лишь я один. Он опускается на колени и тихо-тихо говорит: «Эх, Генри. Ты все еще где-то между, между всеми временами и дорогами».

Около меня пролетает обрывок газеты, я успеваю прочитать заголовок: «Девочка с бомбой в рюкзаке».

Под статьей мое имя.

Я ничего не понимаю.

Ибрагим лежит неподвижно. Из его глаз течет кровь.

Мне очень жаль, хочу я сказать отцу, очень жаль, я не знаю, где верная дорога, и у меня не хватает смелости, сил.

Реальность дает трещину.

В открывшуюся брешь я вижу женщин и мужчин в голубых халатах, они наклоняются надо мной, я вижу мальчика за их спинами, он смотрит на меня.

Вот оно. То самое, но оно так велико, что его не удержать.

Это «между».

Больница.

Девочка в том потоке и эта женщина.

К ней. К ней, все время к ней.

Чтобы сказать ей что-то, что-то очень важное.

Этот мир гаснет.

Я погружаюсь в тишину по ту сторону ничто, я падаю и…

День 27-й

СЭМ

– Что ты там смотришь, mon ami? Балет? – спрашивает Скотт.

Я не успеваю свернуть видео на YouTube и выключаю экран смартфона.

– Возможно, – вру я.

– Возможно? Или это видео, которое отец всегда выключает, когда мама стучит в дверь его кабинета?

– Понятия не имею, что там твой отец выключает.

– Mon ami, тебе не понравилось бы. – Голос Скотта становится светло-желтым. Этот цвет не соответствует его поведению. Сейчас он косит под дворового задиру: пояс, усеянный заклепками, поверх школьной формы и прочее. Ботаником он был вчера.

За хоккейным полем Скотт опускается на траву, коротко подстриженную, как ковровый ворс, и достает пачку «Лаки страйк». Сигареты – его постоянный способ злить отца. В прошлом месяце он хотел заняться синхронным плаванием, до этого выучился вязать и плести кружева. Отец ненавидит его.

Он прикуривает и затягивается, но дым выпускает изо рта быстро. Потом Скотт ложится на траву и курит медленнее. Он пытается выдувать кольца. Я знаю, что от сигарет у него кружится голова, но также мне ясно, что он в этом никогда не признается.

– Придешь сегодня днем в «Запретную планету», mon ami? У нас особая субботняя встреча.

Мотаю головой.

Скотт выдувает бесформенный дымовой шар.

– Значит, снова к овощам?

– Угу.

За последние четыре недели я пропускал не только занятия, но и большинство встреч группы по интересам и все время торчал в Веллингтонской больнице.

– Твоя мама и вправду ни о чем не догадывается?

Я пожимаю плечами.

– Так о чем там ролик?

– Я придумал, что еще можно сказать твоему отцу: ты станешь новым Билли Элиотом[27]. В балетной пачке.