– Нет, дурачок, – рассмеялась она. – Конечно, нет. Это из греческой мифологии. Харибда – это водоворот, а Сцилла – свирепое морское чудовище, которое пожирало людей…
Бенни глубоко вздохнул.
– Не называй меня так.
– Свирепым морским чудовищем?
– Нет, – сказал он громко, слишком громко для Библиотеки. – Дурачком. Я не дурачок.
Он уже не мог смотреть на Алеф, поэтому смотрел куда-то за ее плечо.
– Верно, – сказала она, кивая. – Извини. Ты прав. Это я зря.
– И я не нуждался в его помощи.
– Как скажешь.
– И вообще, он чокнутый псих.
Алеф покачала головой.
– Нет. Вот тут уже ты ошибаешься. Он не чокнутый. Не больше чем я или ты.
– Насчет тебя я не знаю, – произнес он. – А я чокнутый.
«Нет!» – крикнул голос внутри, и песок начал подаваться под ногами.
– С чего ты взял? – нахмурилась Алеф.
– Все так говорят, – сказал он, проваливаясь еще глубже.
– Люди говорят много всякой фигни. Почему ты им веришь?
– Потому что они правы. Я действительно сумасшедший, – сказал он, и вот уже не было вокруг ни песка, ни земли, ни пляжа, один только этот голос, похожий на пронизывающий ветер, доносился со всех сторон.
– Но ты-то почему так решил? – донесся откуда-то издалека голос Алеф.
Бенни не хотел, чтобы и она его возненавидела. Его тело онемело. Он прижал онемевшие руки к онемевшим ушам и начал раскачиваться и напевать, чтобы заглушить этот новый ужасный голос, который повторял «му-дак, му-дак, му-дак» в такт ударам его сердца.
– Потому что я слышу всякую хрень, – сказал он. Он говорил так тихо, что Алеф пришлось наклониться к нему.
– Все слышат всякую хрень, – прошептала она в ответ.
– Нет, – сказал он. – Это другое. Я слышу вещи. Их голоса.
– И что?
Бенни перестал раскачиваться и поднял голову.
– Многие люди слышат голоса, – пожав плечами, сказала Алеф.
– Разве?
Она кивнула и протянула руку. Пальцы ее были испачканы краской, а ногти обгрызены.
– Ты весь дрожишь, – сказала она. – И дыхание учащенное. Можно мне до тебя дотронуться?
Он кивнул, но невольно дернулся, когда она положила руку ему на грудь. Под мягким нажимом ее ладони он чувствовал свое сердце – оно билось, как бьется о стекло попавшая в ловушку птица. Алеф держала так свою ладонь маленьким, теплым грузом, пока бешеный трепет его тела не утих. А когда дрожь прекратилась и Бенни начал нормально дышать, она легонько толкнула его в грудь. Когда Алеф убирала руку, ладонь ее была сложена чашечкой, как будто она держала что-то. Прикрыв это другой ладонью, чтобы оно не улетело, она вытянула руки и, приоткрыв ладони, показала это Бенни. Он услышал звук, мягкий, влажный, пульсирующий в быстром ритме, посмотрел вниз и увидел. В ее перепачканных краской руках колотилось его сердце.
– На, – сказала она, протягивая ему сердце обратно. – А ты мне нравишься, Бенни Оу.
Бенни
На самом деле она не вернула мне сердце; это я так чувствовал, как будто мое сердце вылетело из груди и лежало в ее руках, обнаженное и ободранное, и билось как бешеное, но хоть она и предлагала вернуть его, на самом деле мое сердце не хотело возвращаться. Мое сердце было счастливо в ее ладонях. Оно хотело остаться там навсегда.
В тот момент, когда она протянула руку, чтобы прикоснуться ко мне, я вспомнил: она из того безумного сна, когда самая красивая девушка на свете положила ладонь мне на грудь и… ну, вы знаете, что потом произошло. Вы все об этом прочитали, и это крайне неудобно, хотя я знаю, что для мальчика моего возраста такие сны – это естественно. Просто у большинства мальчиков нет книг, которые ходят за ними по пятам, описывая самые неловкие моменты в их жизни, понимаете?
Но дело не в этом. Главное, что я хотел сказать: когда мне приснился тот сон, я еще не встретил Алеф, но потом узнал в ней тут девушку. Как мне могла присниться девушка, которую я до этого никогда не встречал? Но это произошло. Она была девушкой из моего сна, девушкой из больницы, а теперь я встретил ее в Библиотеке. И я, наверное, к тому моменту уже был немножко влюблен в нее. Это странно, да? Но я же никогда раньше не был влюблен, так откуда мне знать?