– Да, – сказал Бенни. Он понимал, что должен любоваться пейзажем, но был не в силах отвести взгляд от Алеф. Стоя там, на верхушке скалы, она была так рискованно красива. Алеф улыбнулась так, словно чувствовала, что он любуется не видами природы.
– Ты тоже закрой глаза, – сказала она. – Закрой глаза и прислушайся по-настоящему.
Бенни прислушался. Это было очень странное, непривычное ощущение. С тех пор как он начал слышать голоса, он отвык по-настоящему прислушиваться. Он не мог не слышать голосов, просто потому что они были, но ему объяснили, что их не нужно слушать, и большую часть времени он старался этого не делать. Но сейчас все было по-другому. Он слышал ветер, и только –
– Ты услышал?
– Ветер?
– Дыхание мира.
Потом она отвела его к невысокой еловой рощице, и они сели в тени лицом к морю. Они молчали, но Бенни все равно было хорошо. После утомительного восхождения приятно было посидеть в тени. Он закрыл глаза и снова попытался прислушаться, и на этот раз услышал какой-то тихий звук изо мха позади.
– А? – произнес он, открывая глаза и оборачиваясь.
Алеф тоже посмотрела в ту сторону.
– Что там?
Бенни помедлил с ответом, опасаясь сказать глупость.
– Моя тень.
– У тебя нет тени. Мы в тени.
– Я знаю, – сказал Бенни. – Поэтому ее почти не слышно.
Он взглянул на Алеф, чтобы проверить, не смотрит ли она на него, как на сумасшедшего, но она рассматривала похожий на подушку холмик мха за его спиной.
– Что она сказала?
– Ничего особенного. Только то, что она устала лезть в гору под солнцем. Она любит тень за то, что она здесь она может отдохнуть. Это странно?
– Нет, – серьезно сказала она. – Твоя тень права. Здесь идеальное место для отдыха.
Алеф открыла рюкзак и достала оттуда бутылку с водой и завернутого в фольгу мертвого хорька, которого сразу положила на землю. Она открыла бутылку с водой и отпила, а Бенни смотрел, как двигается ее горло, когда она глотает. Она вытерла рот тыльной стороной ладони и протянула ему бутылку. Он сделал глоток, потрясенный тем, что его губы касаются того же края бутылки, которого всего несколько мгновений назад касались губы Алеф. Надеясь ощутить их вкус, он даже провел языком по внутренней стороне горлышка. Ему хотелось пить еще, но он сдержался и завинтил крышку.
Алеф опустилась на колени рядом с ним, стряхивая веточки с подстилки из мха. Она развернула мертвого хорька и вынула окоченевшее тельце из фольги.
– Как ты думаешь, твоя тень не будет возражать против того, чтобы подвинуться?
Бенни покачал головой. Он был почти уверен, что его тень отодвинулась подальше, но точно сказать не мог. Алеф положила хорька на моховую подушку и смахнула с него комочек грязи.
– Вот, – сказала она. – Так хорошо.
Потом она встала и потянулась, выгнув спину, и из-под одежды выглянула полоска бледной кожи и татуировка возле острого переднего края тазовой кости, затем снова села, рядом с Бенни, но так, чтобы хорек лежал между ними. Бенни взглянул на трупик животного. Даже мертвый он разделял их.
– Ты хочешь просто оставить их здесь?
Алеф вновь посмотрела на море, и поначалу казалось, что она не услышала вопрос, но потом она заговорила:
– Это небесное погребение. Так поступают в Тибете, когда кто-то умирает, но для животного это еще больше подходит. Потому что зачем закапывать их в землю? Мы на вершине мира. Пусть лучше просто лежат здесь, на открытом пространстве. Пока от них ничего не останется.
– Но они же хорек.
– И что?
– Они ведь живут под землей?
Она нахмурилась.
– Дельное замечание. Но ВАЗ больше любили быть на поверхности. Они были довольно общительны. Но можно покрыть их мхом. – Она подобрала несколько длинных, тягучих кусочков лишайника «Волос ведьмы», накрыла ими хорька и разгладила лишайник, как одеяло. – Жаль, что Славоя с нами нет. Он написал стихотворение для ВАЗ. Хотел прочитать его здесь. Как ты думаешь, он расстроится?
Бенни не видел лица Алеф, но он услышал в ее голосе боль, и это его удивило. Он привык слышать боль в голосах вещей и почти сразу понимал, что они чувствуют. Но человеческие существа менее понятны. Потом до него дошел смысл вопроса. Откуда ему знать, что почувствует Славой? Она сама знает Славоя гораздо лучше.
– Нет, – сказал он, хотя понятия не имел, правда это или нет.
Алеф снова посмотрела на океан.
– Он показал мне тот рассказ, который ты написал. Тот, что про ножку стола.
– А, этот. – Бенни совсем забыл о ножке стола. – Это глупая история.
– Это грустная история.
– Очень жаль, – пробормотал он, потому что не хотел, чтобы она грустила.
– Нет. Я имею в виду, грустная в хорошем смысле.
– А, это хорошо, – произнес Бенни, потому что хотел, чтобы ей было хорошо, но потом понял, что не понимает. – Погоди, а разве бывает грустно в хорошем смысле?
– Конечно. Искусство может навеять грусть. Музыка. Или книга.
– Книга?