Книга формы и пустоты

Тогда она встала и, скрестив руки на груди, посмотрела на него сверху вниз.

– В общем, это было невероятно глупо, – бросила она, повернулась и пошла обратно.

Бенни помог старику залезть в кресло, подобрал разбросанные листы бумаги и покатил кресло к фургону. Алеф вытаскивала из машины большую спортивную сумку.

– С креслом все в порядке?

– Почти. Одно колесо погнулось.

– Ну, вообще отлично. – Она вручила Бенни сумку и моток эластичных шнуров. – Привяжи это себе на спину, пожалуйста.

– Что это?

– Снаряжение для кемпинга. – Алеф спрыгнула на землю, закинула один рюкзак на плечо и показала на второй. – Это твое. Здесь спальные мешки.

Она взглянула на Би-мена, который перебирал бумаги в своем кейсе.

– Ты возьмешь это с собой?

– Конечно, – сказал он. – Я же должен прочитать свои стихи.

– Хорошо. – Алеф захлопнула дверцы фургона. – Пошли.

Она вывела их к поднимавшейся в гору старой асфальтированной дорожке, пошла вперед и скоро оторвалась на приличное расстояние. Би-мен катился следом, а Бенни замыкал шествие. Вскоре силы старика начали иссякать, и толкать кресло принялся Бенни. Старик отдыхал, положив руки на портфель.

– Хорошая дорога, да? – сказал он, не оборачиваясь. – Гораздо лучше, чем тот альпийский перевал через Пиренеи, по которому пробирался Вальтер Беньямин, спасаясь от нацистов. Ты в курсе этого трагического эпизода истории, юный школьник?

– Нет, – сказал Бенни. – Это тот философ, который покончил с собой, да?

– Верно. Это очень печальная история. Он был немецким евреем и жил в изгнании в Париже. Когда Гитлер вторгся во Францию, Беньямин хотел бежать в Америку, но он был беженцем без гражданства, поэтому не смог получить необходимые документы на выезд. Оставалась последняя надежда: перебраться через Пиренеи в Испанию и попытаться уехать оттуда.

Дорожка становилась все уже. Тяжелые кедровые ветви закрывали небо. Покрытие дорожки во многих местах вспучилось и потрескалось от проросших под асфальтом мощных корней.

– Это было трудное путешествие, а Беньямин был не особо крепким человеком. Ему было всего сорок восемь лет, но у него было слабое сердце. А еще у него была ноша: тяжелый портфель. В портфеле лежала рукопись книги. Его последней книги.

Погнутое колесо инвалидного кресла виляло по неровной земле.

– Он отправился в путь вместе с несколькими другими беглецами. Переход занял два дня, потому что ему приходилось часто останавливаться. Каждые десять минут он ставил портфель на землю и отдыхал ровно одну минуту – он засекал время по карманным часам. Наконец они достигли вершины перевала. Оттуда им открылся вид на испанское побережье и темно-синие воды Средиземного моря. Ты только представь себе, каким торжеством должны были наполниться их сердца! Но когда они спустились в портовый город и попытались купить железнодорожный билет, их задержала испанская полиция. Полицейские объявили Беньямину, что он незаконно въехал в Испанию и на следующий день будет депортирован обратно во Францию.

Они свернули за поворот, и мощеная дорога закончилась.

– Полиция поместила их в небольшой гостинице. Той ночью Вальтер Беньямин принял морфий и умер в грязном гостиничном номере.

Бенни, наклонившись, толкнул сильнее, и кресло накренилось вперед.

– А остальных отправили обратно?

– Нет. В этом ужасная ирония этой истории. На следующий же день испанские власти вновь открыли границу и позволили его друзьям уехать. Через неделю его спутники сели на корабль, отплывавший в Америку. Беньямин слишком рано принял свои таблетки. Если бы он подождал…

Теперь под колесами была изрытая колеями дорожка: только земля и камешки. Би-мен схватился за свой портфель, чтобы тот не упал.

– Черт, – сказал Бенни. – Вот ведь гадство.

Погнутое колесо застряло в колее. Он навалился всем весом на ручки кресла.

– А что стало с его портфелем?

Би-мен смотрел вперед, туда, где стояла Алеф. Скрестив руки на груди, она наблюдала за ними, не пытаясь помочь.

– Она очень сердится на меня, – тихо сказал Славой, наклонился и схватился за колеса, пытаясь сдвинуть кресло с места. – Она говорит, что я безответственный. Ах, конечно, она права! Она говорит, что я дурак, потому что иду на дурацкий риск. Но какой у меня выбор? Я поэт. Поэты должны рисковать. А я к тому же дурак, так что мой риск должен быть дурацким. По-моему, это безвыходная ситуация, ты согласен?

Бенни не ответил. Он нажал сильнее, и кресло медленно покатилось вперед.

Алеф повернулась и пошла дальше.

– На меня она тоже сердится? – спросил Бенни. – Она перестала отвечать на мои сообщения. Потом и я уже не мог ей написать. Я пытался.

– В твоем случае это не личное. – Бутылочник покачал головой. – Всего лишь логистическая заминка, связанная с временной утратой устройства связи, которое было конфисковано принимающей медсестрой.

Они продолжали медленно двигаться.

– Она опять была в лечебнице?

Старик пожал плечами. Он вспотел, лицо его покраснело, пряди седых волос прилипли ко лбу.

– Этот вопрос лучше задать ей.