Книга формы и пустоты

Вращающееся кресло, на котором он сидел, было обращено к панораме из ряда мониторов, которые напомнили ему мамин «центр управления полетами». На каждом из них мелькали зернистые черно-белые изображения с камер наблюдения. Бенни стал смотреть на них, надеясь увидеть где-нибудь Алеф или Бутылочника, но из-за плохого качества изображений у него заболели глаза, и ему пришлось отвести взгляд. На металлическом столе перед ним лежал недоеденный бутерброд с ветчиной и открытая книга под названием «Вавилон-17», которые, похоже, были недовольны тем, что Бенни там сел. Им не нравилось, что от них оторвались, да и стул был потревожен, но Джевон сам велел ему там сесть, так что у Бенни не было выбора. Он должен был делать то, что ему говорили. Он стал смотреть на свои кроссовки. Пальцы ног болели от ударов по стене. Его кроссовки ничего не сделали, чтобы его защитить. Они больше не заслуживали доверия. Костяшки пальцев тоже были разбиты, поэтому он сунул их в рот и стал обсасывать. Привкус у них был железный, но они были теплыми, как кровь. Все в комнате молчали и смотрели на него, поэтому он вынул костяшки пальцев изо рта.

– Что? – спросил он, оглядываясь по сторонам.

– Ты в порядке? Извини, что я вызвала охрану, но ты меня напугал. Может, здесь с тобой мать или еще кто-нибудь?

Это сказала маленькая библиотекарша. Бенни отвлекся на вкус своих пальцев и совсем забыл о ней. Что она здесь делает? Он украдкой искоса взглянул на нее. На ней были смешные очки. Бенни посмотрел на ее лодыжки.

– Ван-ван, – сказал он.

– Что?

– Кокекокко! – ответил Бенни.

– Прости, я не понимаю…

– Гаггалаго! Гранз, гранз! Грок-грок!

Закрыв глаза, распрямившись на стуле и вытянув шею, Бенни лаял, хрюкал и кукарекал. Библиотекарь смотрела на него, остолбенев, а охранник шагнул вперед.

– Эй, приятель, – произнес он. – Ну-ка, успокойся…

В этот момент в кабинет ворвалась Аннабель. Она сидела в отделе периодических изданий, просматривая стопку журналов по рукоделию, и вдруг поняла, что времени прошло уже много. Она посмотрела на часы. Почему Бенни так долго нет? Она просмотрела еще одну статью о гелевой печати, а затем статью о валянии иглой. Не выдержав, она подошла к справочному столу и попросила помочь ей. Можно как-нибудь узнать, где находится ее сын? Там уже знали.

– Бенни! – крикнула Аннабель. Отпихнув охранника, она подбежала к сыну и прижала его лицо к своему животу. – Ш-ш-ш, тише, милый, успокойся. – Она посмотрела на охранника и маленькую библиотекаршу. – Что случилось?

– Я нашел его на Пятом этаже, – сказал охранник. – Он пинал и бил кулаками стену и кричал про какой-то туалет. Я ему объяснил, что там нет туалета: если тебе нужен туалет, спустись на четвертый этаж. Но он продолжал биться об стену.

– Ой, бедненький, – промурлыкала Аннабель в макушку сына. – Ты захотел на горшочек?

Бенни

Богом клянусь, моя мать придурочная. Она еще больше чокнутая, чем я. Ну, да, конечно, вся эта история со стеной была довольно-таки безумной, но у меня тогда крыша поехала от этих новых лекарств, и я был совершенно уверен, что Алеф взяли в плен и держат в туалете, и все, что нас с ней разделяет, – вот эта поганая стена. Оказывается, насчет стены я ошибался, и тот туалет был ниже, на четвертом этаже, как и сказал Джевон. Наверное, я что-то не так запомнил.

И насчет того слабого голоса, который хотел меня остановить, я тоже ошибался. Это была вовсе не стена, правда? Это была ты. Ты пыталась предупредить меня, но откуда я мог знать?

В конце концов, наверное, не так уж плохо все вышло; из-за этого моего безумного лая и кукареканья мама познакомилась с Кори. Это та маленькая библиотекарша, которая когда-то читала нам вслух во время «детского часа». Сначала я ее не узнал. Меня слишком напугал этот ее сканер, и я все время думал, как бы обезоружить ее и взять в заложники. Но потом, в кабинете службы безопасности, у меня как будто что-то щелкнуло в голове, а потом еще мама выдала эту свою совершенно неуместную фразу про горшочек, и тогда Кори нас тоже узнала. Она посмотрела на мою маму, потом на меня, и вдруг такая: «Эй, ребята, а я вас знаю! Ты тот маленький мальчик, который сидел под моим табуретом и держался за мою лодыжку! Это было очаровательно!» И мама такая: «Ой! Вы же детский библиотекарь!» А Кори говорит: «Ах, как он вырос!» А мама: «Да что вы! У него еще не было скачка роста!»

А я сижу там, и мне просто до смерти неловко, а еще все эти их восклицательные знаки летят в уши, как иголки, но в то же время я вспоминаю более приятные вещи: о том, как я лежал под табуреткой, и пушистую юбку библиотекарши, и ее теплый женский запах, и как приятно мне было держать ее за лодыжку, когда она читала; в общем, какой-то я был маленький извращенец в детстве, или что-то в этом роде. Не знаю, насколько это дико. Но даже если это звучит диковато, на самом деле чувства-то у меня были совсем другие. Я был слишком маленьким, чтобы быть извращенцем. Я просто помню, как тепло и безопасно было там, внизу, и помню те голоса вокруг.