Княжья доля

— Ништо, брате. Не дозволяй душе в печали пребывать. Ненадолго этот передых тебе. Думаю, чрез две седмицы лишь след малый и останется на память об этом случае, а уж на Перунов день и вовсе о ране своей забудешь и на нашу встречу под Исады вновь впереди всей своей удалой дружины прискачешь. — И, желая как-то приободрить своего брата, добавил: — А чтобы владыке Арсению не скучно было, я ему вместо твоих девок еретика подсуну. Глядишь, он и отвлечется.

— А что за еретик? — машинально спросил Константин.

Оказывается, жил-был в одной деревеньке, принадлежащей Глебу, некий смерд Стрекач, никогда особо не интересовавшийся религией.

Зато примерно недели две назад он вдруг в одночасье преобразился — стал задавать всем странные вопросы, а после первого же посещения часовенки, имевшейся в деревне, и вовсе принялся учить тамошних крестьян, как правильно читать молитвы, произнося их совершенно не так, как приезжий священник.

Да что молитвы, когда он даже крестился не так, как все, а щепотью.

Себя же он называл почему-то отцом Николаем.

После такого неслыханного богохульства с помощью тиуна и пары дюжих мужиков его повязали и, прослышав, что князь Глеб вместе с епископом Арсением выехали в Ольгов, подались сюда.

— А повидать его можно? — поинтересовался Константин, ибо получалось, что…

— А вот завтра на суде церковном и узришь эту рожу богопротивную.

— Нет, ты не понял. Сегодня повидать, перед судом.

Глеб недоуменно пожал плечами.

— Так в безумии он, брате. О чем говорить-то с таким? — Но, желая угодить в такой мелочи брату, тут же пошел на уступку: — Ну коли зачесалось, то быть по сему. Сейчас его мигом приволокут.

Впоследствии Константин и сам затруднялся с ответом, что же именно вызвало у него желание увидеться с этим человеком.

То ли это было смутное чувство невольной вины перед тем, из кого сделали своего рода щит, дабы отвести нападки церковников на Доброгневу и Купаву, то ли желание под благовидным предлогом поскорее расстаться с братом, общение с которым изрядно его тяготило.

Но скорее всего, сработало подсознание — тот самый невидимый компьютер, который мгновенно анализирует обстановку и тут же подсказывает человеку, чего именно и от кого ожидать в ближайшем будущем.

Зачастую владельцы этих компьютеров слишком мало к ним прислушиваются. Константин же, напротив, не избегал его советов. Правда, внимал он ему, как правило, лишь в тех случаях, когда это не требовало больших усилий, умственных или физических.

Вот и сейчас он уступил своему желанию побеседовать с еретиком только из-за того, что особых трудов предстоящий разговор не требовал.

Однако уже спустя пять минут после начала общения он понял, что тут — особый случай, и, умоляюще глядя на Глеба, попросил его выйти, пояснив, что один на один этот смерд скажет ему намного больше.

Едва тот удалился, как Константин, повернувшись к мрачному мужику, изрядно побитому, с многочисленными ссадинами и кровоподтеками, одетому в простые холщовые штаны и сплошь заляпанную кровью рубаху, переспросил:

— Так как надлежит правильно складывать персты?

— Во всех книгах указано, что крестное знамение надо творить тремя перстами, то есть щепотью. — И мужик, поморщившись от боли в избитом теле, поднял вверх руку, показывая, как именно надо креститься.

— Стало быть, епископ и все прочие не знают такого простого правила, а ты знаешь? — не унимался Константин.

— Воля твоя, добрый человек, — сокрушенно вздохнул спятивший смерд, — но выходит, что так. И в диковину мне видеть здесь, на Рязанщине родимой, столь великое скопище старообрядцев, как и многое другое. Только доказать, что я говорю тебе правду, мне нечем, — предупредил он, опережая следующий вопрос уже готовым ответом.

— И где тебя обучили всему этому?

Раздался тяжелый вздох, после чего мужик помедлил немного, подыскивая нужные слова, и неуверенно произнес:

— В училище, а по-нашему — в семинарии. Только это далеко было, да и не здесь вовсе.

— А мне говорили, что ты родную деревеньку до сего времени вовсе ни разу не покидал. Стало быть, те, кто тебя привез, лгут моему брату князю Глебу?

Мужик вскинул голову и отрицательно качнул ею.

— И они не лгут, и я правду говорю.

— Это как же тебя понимать, Стрекач?

— И имя это не мое вовсе. — Мужик вновь тяжело и безнадежно вздохнул, вяло махнул рукой, не желая вести бесполезные речи, которым все равно никто не поверит, и устало произнес: — Я во всем этом, человек добрый, и сам ничего не понимаю. Куда уж всем прочим. Вот ты не скажешь мне, к примеру, — тут его лицо в сгустках грязи и запекшейся крови слегка оживилось, — какой ныне год?

— Мы живем в лето шесть тысяч семьсот двадцать четвертое от Сотворения мира, — спокойно ответил Константин, уже давно почувствовавший разгадку странного поведения мужика, но боявшийся ошибиться — уж слишком велико было бы разочарование.