Княжья доля

— Любый мой, желанный, — выдохнула она и, глядя на него с такой любовью и обожанием, что за один этот взгляд любой мужик готов был бы на какой угодно подвиг, лишь бы на него еще раз так же посмотрели при возвращении, жарко зашептала: — Да я за таковское готова хошь на муку смертную, хошь на што! — И, видя, что ее любимый князь ничего не говорит, а лишь внимательно всматривается в нее, как-то жалко улыбнувшись, спросила робко: — А что ж ты все смотришь да смотришь, а не говоришь ничего? Или подурнела так сильно? — И тяжко вздохнула. — Известное дело. Бабы — они только до первого дитя свеженькие, а опосля уж не то вовсе.

— Нет-нет, — наконец ответил Константин. — Ты еще краше прежнего стала. А молчал, потому что налюбоваться не мог.

— Неужто правду говоришь? — певуче протянула она и прижалась головой к его груди, не переставая нежно поглаживать плечи теплыми ладошками.

— Правду! Самую что ни на есть, — искренне поклялся Константин.

Он ласково, как только мог, провел ладонью по ее щеке, стирая дождинки слез, но Купава вдруг схватила ее и принялась порывисто целовать, а потом, как будто вспомнив что-то важное, сама прижалась к ней упругой, румяной щекой и торопливо зашептала:

— А Светозару нашему семь месяцев ужо. Вовсе большой стал, — с гордостью добавив: — Сам в люльке сидит.

На один краткий миг Костя пожалел, что не причастен к созданию этого — он уверен был на все сто — очаровательного малыша, а дальше…

Дальше было интересно лишь двоим, поэтому об их бессвязном лепете и любовном шепоте рассказывать не имеет смысла — скучно. Есть такие дела, в которых хорошо участвовать, но плохо присутствовать в роли свидетеля — уж больно однообразно, ну и плюс зависть, самому начинает хотеться того же.

Но никаких граней влюбленные не преступили. Просто, как бы ни хотелось Косте чего-то большего, его состояние было еще неважнецким.

Словом, когда, очевидно замучившись стоять и ждать под дверью, в опочивальню без стука ворвалась юная ведьмачка, они по-прежнему продолжали целоваться, не более.

Какое-то время Доброгнева молча глядела на эту любовную сцену, после чего, иронично вздохнув, напомнила:

— От поцелуев здоровей не будешь, а настой — ну точно — еще и не пил. Вот стоило мне тока отлучиться, как все лечение прахом. Ну прямо и отойтить нельзя.

Оба молча повернулись к ней, с трудом приходя в чувство и возвращаясь в реальность этого мира, на что она миролюбиво заметила:

— Ишь как ошалели. — И, подбоченившись, проворчала: — Ну хорошо я зашла, а ежели б княгиня заскочила?

Чувствуя, что связного ответа ей не дождаться, и усомнившись в том, что они ее вообще слышат, Доброгнева махнула рукой и направилась к двери, беззлобно заметив на прощание:

— Угомонились бы уж. Как дети малые, ей-богу. А ты, княже, чтоб настой не забыл выпить.

С этим напутствием она и удалилась.

А Купава с Костей… опять принялись целоваться.

* * *

Сей князь похотлив бысть безмерно и обуян женолюбием вельми.

Женка ево пригожа ликом ясным, набожна и телом белым атласным красы невиданной, но прелюбодей сей слезы горькие даровал оной, поправ канон христианский и в покои к ей вовсе не заходиша, а ежедень по наложницам гуляюща безмерна.

Сына же единокровнаго вовсе зрити не желал и всяко изгалялся, приохочивая младеня годами к питию хмельному, а от богоугодных дел отвращая.

Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 г.

Издание Российской академии наук, Рязань, 1817 г.

* * *

Несчастлив будучи во браке Константин сына свово возлюбиша без меры, уча оного с младых лет письму, счету и к прочим знаниям приохочивая.

Что же касаемо похоти, диаволом разжигаемой, то и тут княже устояша от соблазнов суетных и строг к себе непомерно бысть, чреслам своим воли не даваючи, ибо канон християнский блюл строго.

Посты ж не соблюдаша токмо будучи болящим, яко и святыми отцами дозволено.

Из Владимиро-Пименовской летописи 1256 г.

Издание Российской академии наук, Рязань, 1760 г.

* * *