Княжья доля

Оставшись один, Константин почесал задумчиво в затылке, поглядел на пустой стол и после некоторого раздумья пришел к выводу, что бояр на пир звать рано. Поначалу надо выяснить у Епифана все и про остальных, кто да что, да и запомнить их имена тоже не помешает.

Размышления прервал вернувшийся стременной. Из-за его могучего плеча робко выглядывал неказистый, щуплый мужичонка. Опасливо посматривая на князя, он наконец насмелился, вышел из-за спины стременного и отвесил Константину низкий поклон.

— Звал, княже? — звонким тенором спросил он.

Голос его, задорный и чистый, резко контрастировал с унылым выражением лица с длинным носом, свисающим чуть ли не до верхней губы.

— Ныне гонца к боярину Ратьше отряжаем, — поставил его в известность Константин. — Велю из наших… скотниц[23], — с трудом вспомнил он нужное слово и уже более уверенно продолжил: — Какую-нибудь вещицу дорогую в дар послать.

Тот возмущенно всплеснул руками:

— Да какую же вещицу, княже?! Окромя десятка гривен, в скотнице уж давно шаром покати. То одно, то другое. Нешто запамятовал, княже, яко я еще в просинец[24] молил тебя не сорить гривнами пред боярами? Да еще княгиня-матушка порастрясла остатнее на днях, в Ольгов сбираючись.

— Что, совсем ничего нет? — не поверил Константин. — Да что же я за князь такой, коль у меня за душой ни гроша[25] нет?

— Грошей у нас отродясь не было, княже, — поправил его Зворыка, — потому как купцы иноземные в град к нам не захаживали с лета прошлого. А гривны имеются, да только с десяток-другой, не более.

— А точнее? — нахмурился Константин.

— Два десятка и еще две, — наморщив лоб и шмыгнув своим длинным носом, огорченно ответил Зворыка.

Чувствовалось, что этот вопрос о деньгах ему и самому неприятен. Болея всей душой за княжье добро, он невольно ощущал и свою вину за то, что скотница ныне была практически пуста.

— И в чьи ж загребущие лапы остальное ушло? — ехидно поинтересовался Константин.

— Известно в чьи — бояр твоих, — уже совсем осмелев, отвечал Зворыка, видя, что разговор идет пока не на повышенных тонах и в крик, после которого князь обычно начинал заниматься рукоприкладством или, в лучшем случае, больно тягать несчастного дворского за и без того длинный нос, выдавливая кровавую юшку, его повелитель еще не ударился. Сказать же все, что накипело на сердце, очень хотелось, и Зворыка, не выдержав, сорвался: — У них в скотницах злата-серебра вдесятеро против твоего будет, хошь и на бедность бесперечь жалятся. У одного Житобуда лари, поди, не закрываются вовсе, а ты их все жалуешь да жалуешь милостью своей. У тебя и в медовушах не боле десятка бочонков с медом осталось. Что уж там про пенязи[26] речь вести, когда житницы[27] и те почти пусты, а уж про иные бретяницы[28] и вовсе молчу… — Он сокрушенно махнул рукой.

— Да, худо дело, — вздохнул Константин и жестко осведомился у Зворыки: — А сколько к твоим лапам прилипло, пока до боярских ларей добро доносил?

Тот возмущенно всхлипнул, издав какой-то горловой звук и не в силах вымолвить ни слова, и вдруг глаза его наполнились слезами.

Наконец он выдавил дрожащим от обиды голосом:

— Я от ваших милостей и куны не имел, сколь служу. Один домишко, да и в том, окромя горшков у печи, взять нечего. Да еще коровенка с лошаденкой, вот и все богатства. А коли веры мне нету, княже, так я ноне же, кому велишь, ключи все вручу и передам остатнее честь по чести, како в списках занесено.

Говорил он это от души, ибо князь, сам того не ведая, хоть и не по злобе, а всего лишь по недомыслию, больно ударил в самое уязвимое место, сберегаемое Зворыкой в чистоте, — по его честному имени.

Константин вопрошающе покосился на Епифана, взглядом спрашивая своего стременного, так ли это. Тот понял и сразу же, без колебаний, утвердительно кивнул.

Получалось нехорошо. Хозяйственник, который не ворует, редкость на Руси. Пусть и не столь большая, как в двадцатом веке, но и в тринадцатом такие, наверное, не часто встречаются, а он его обидел.

Пришлось немедленно дать задний ход.

— Эва как разошелся, — увещевающе произнес Константин. — Прямо и слова ему поперек не вставь. А то тебе невдомек, что шутя я все это сказал. Разве ж я не ведаю, что ты столь верно княжье добро стережешь, что о тебе скоро былины слагать будут. — И перевел разговор с щекотливой темы на более нейтральную: — А что за списки такие?

— Да вот. — Зворыка протянул аккуратный пергаментный свиток князю. — Порою и самому дивно, как много было добра и как быстро оно исчезает из бретяниц твоих. Слава тебе господи, что грамоте разумею, вот и повадился вписывать, сколь кому роздано да выдано.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Константин, принимая из рук дворского скрученный лист и развертывая его.

Однако прочитать не получалось, поскольку многие устаревшие буквы из средневекового старославянского алфавита вышли из употребления еще за три сотни лет до рождения Кости.

Написанные к тому же от руки мелким бисерным почерком, они и вовсе были непонятны глазу человека из двадцатого века, даже если он и был учителем истории.