Митя обеими руками потер лицо и тяжело привалился к перекрученному фонарю:
— Нет, ну право же, лучше бы мисс все же урок провела, чем вот так…
А когда отнял руки от лица, рядом стоял княжич Урусов и пренебрегая этикетом и приличиями пристально его рассматривал:
— Вы ведь все повторяли, что не Мораныч, верно, Митенька?
— Неоднократно, княжич… — Митя поглядел на него настороженно.
— И что Аркадий Валерьянович — ваш отец, породивший вас в законном браке с… с… — голос у княжича прервался и с благоговейным ужасом он выдохнул. — С вашей матушкой…
— И это так… — еще больше насторожился Митя.
Губы и ресницы Урусова задрожали… а потом он вдруг согнулся пополам, и совершенно неприличным образом захохотал:
— И ведь правду же… чистую правду говорили… вы и не были Моранычем… еще не были… а мы-то здесь… «незаконнорожденный Белозерский…» — явственно передразнил он кого-то и перестав смеяться, с чувством добавил. — Какие же мы все-таки дураки… А еще гордимся… Кровные… — и надрывая горло, в полной тишине заорал. — Славься, Истинный Князь!
— Який ще… Истинный Князь? То ж сказка! — потерянно пробормотал Вовчанский.
— Первый за полтысячи лет! И это сказка стоит рядом с вами, вахмистр! Слава Новой Крови! Слава!
Пару мгновений голос Урусова звучал в тишине, а потом вдруг вся толпа дружно заорала. Орали уцелевшие городовые, потрясая оружием, орали уланы, взмахивая саблями, рычали оборотни, свесившиеся из окон обитатели окрестных домов махали руками и тоже орали, орали, орали… Вряд ли все они слышали слова Урусова, а кто слышал — вряд ли многие поняли, но торжествующий победный клич перекатывался из улицы в улицу, взмывая над в очередной раз уцелевшим городом. И разве у них не было повода торжествовать?
Митя ухватил Ингвара за рукав, заставляя пригнуться к себе:
— Присмотрите за отцом. И Йоэлем. И Даринкой. И вообще присмотрите тут, а мне надо еще кое что сделать.
Он метнулся к приведенному Ингваром автоматону, и сходу поддав пару, погнал его в ближайший переулок.
[1] Государь Индехе (легендарный король фоморов)
[2] Заходи во фланг! Убейте его!
[3] Спеши, воин фоморов! Кости наших врагов будут гореть на солнце!
[4] Госпожа
Глава 29. Наказание за преступление
— Ты глупец! Я даже не могу поверить, что ты такой глупец! Как, вот как ты мог себя настолько глупо повести? И ради чего?
— Потому что я их ненавижу! Я хотел, чтоб они оба страдали! И этот ублюдок Митя, который думал, что если у него Кровная родня, так он выше меня! И его папаша, полицейский шпик, ради своей жалкой карьеры давший чужому ублюдку имя! Я видел, как Митька подыхает! И сделал так, чтоб он меня тоже видел! А еще я хотел, чтоб и наш бесценный сосед, прежде чем сдохнет, знал, что Митька — уже мертв! И что это сделал я!
Горячечную сумбурную речь оборвал звук звонкой пощечины.
— Что ж, ты своего добился — теперь он знает. Ты ему об этом сказал! — произнес презрительно-ледяной голос. — А еще тебя слышали городовые, казаки, княжич Урусов, и не удивлюсь, что даже сам губернатор, если он, конечно, уцелел в той бойне…
— Я в плаще был… И шляпе…
Новый звук пощечины…
— Это только в романах героя под плащом никто не узнает!
— Пусть докажут! Митька меня в этом плаще на бабайковском подворье видел — и молчал, потому что доказательств никаких!
— Тебя все видят! Тебя везде видят! Боже, зачем ты послал мне сына-идиота! — и снова пощечина.
— Прекрати меня бить! Ты не лучше! Ты говорил, что все получится! И про Бабайко так говорил, и про варягов! Ты говорил — за нами сила! Обещал, тебя наместником сделают! Все рудники и заводы нашими будут! «Такой куш, такой куш!» И что? Удираем теперь?
— Да, удираем! — к звукам перебранки прибавился звук торопливых шагов — похоже, увлекшиеся взаимными упреками собеседники вспомнили, что они действительно удирают. — Скажем, что уехали в имение еще вчера. Анна подтвердит — куплю ей новую побрякушку… Слуги болтать не осмелятся… Против нас только фонари, которые мы поставили, но если твердо стоять на своем… — шаги совсем приблизились, и из-за угла почти бегом выскочили двое. Первый остановился так резко, что торопящийся за ним следом второй с размаху врезался ему в спину, охнул, выглянул из-за плеча и закричал, содрогаясь от ненависти:
— Ты же был мертв! Он был мертв, отец, клянусь тебе, я видел, как он упал, я…
— Право же, не так громко… После битвы, знаете ли, хочется тишины. — не переставая в манере ротмистра Богинского разглядывать собственные ногти, Митя чуть поморщился — то ли шум раздражал, то ли состояние ногтей не нравилось. И правда, два, вон, вовсе ободрал — до живого мяса! И больно, и ужасный mauvais ton. — Не сердитесь на Алексея, Иван Яковлевич, он и правда старался. У него даже почти получилось — не его вина, что некоторым смерть ничуть не мешает в жизни. Даже помогает…
— Если тебя городское быдло не добило, так я сейчас закончу! — взвизгнул Алешка Лаппо-Данилевский, выхватывая из-за пазухи паро-беллум. Палец его дернулся на курке…