Мальчишка улетел с совершенно девчоночьим визгом, а сверху, как сокол на добычу, рухнула жуткая тварь с крыльями, подхватила его за шиворот и зашвырнула в ближайшее окно. Окно с той стороны немедленно захлопнули, зато распахнулось соседнее, а выстрелы грянули уже оттуда.
— Митька! — заорал Меркулов. — Живой!
В тот же миг фонарь, к которому он подбирался, снова вспыхнул. Похожие одновременно на огненные фонтаны и горящие клены, фонари полыхали по границам еврейского квартала.
— Ашшш! — угольно-черная тень вытянулась по земле — и тень эта… шелестела! Ее появление было… слышно! Рядом появилась вторая тень, а навстречу им по земле уже скользили тени-щупальца от других фонарей. Мгновение — и квартал замкнуло в черное кольцо. Внутри него играли сполохи багрово-фиолетовых огней, и что-то шевелилось… Пыхнув, будто дым из трубы, взвился клок серого тумана…
— Aran’ya Indekhe[1]! — из кольца тьмы и сполохов с боевым кличем вылетел вооружённый копьем фомор с непомерно широкими плечами и головой.
— По маре не стрелять, она наша! — заорал Митя.
— Искренне ваша… — буркнула мара, падая сверху и вгрызлась клыками в короткую шею фомора.
Тот с воплем закрутился на месте — мара висела у него на плечах. Но из черного кольца вместе с туманом валила новая фоморья толпа.
Поднятый на дыбы автоматон отца завертелся на месте, орудуя раскрывшимися вместо передних копыт боевыми тесаками. Фрррр! — стремительный пируэт на задних ногах, широко разведенные лезвия рубили фоморов, как гребной винт речную воду. Во все стороны брызнула черная кровь.
— Бейте по тем частям, которые здесь! — крик княжича Урусова перекрыл даже грохот схватки.
Из рук Йоэля вылетели ивовые лозы, пропитанные кровью из многочисленных порезов на теле альва, они оплели руки и ноги похожего на паука фомора, не позволяя соскальзывать в иной мир… Отчаянно вопя по-немецки, Ингвар принялся молотить пойманного фомора по голове гаечным ключом. Меч выпал из рук фомора, Йоэль кинулся к зазвеневшему о булыжник клинку…
— Эк! — над головой пронеслась стремительная тень, альв крутанулся на месте… Громадный волк всем телом снес кинувшегося на Йоэля фомора, и тут же завизжал пронзительно и жалобно, когда когти твари вошли ему под ребра.
— Вшшших! — хлыст в руках княжича Урусова развернулся змеей, и полоснул крест-накрест. Первый удар пришелся в пустоту, наполненную туманной мглой, зато второй вспорол плечевой доспех фомора, вырвав кусок кровоточащей плоти. Вторым ударом Урусов снес фомору голову.
У самых глаз стремительным росчерком мелькнул клинок — прыгнувший на Урусова фомор на миг завис, как наколотая на булавку бабочка. Подобранный Йоэлем тонкий, как спица, клинок вошел фомору точно в глаз. Взмахом гибкой «спицы» Йоэль стряхнул врага — клинок звучно свистнул. Свернул из ивовой лозы петлю, и захлестнул шею следующего врага.
Оборотень вскочил своему противнику на грудь, и раззявленная пасть прихватила фоморью голову, разом сминая ее между зубами…
— Аррра! — выскакивающие из озаренной сполохами пламени тьмы фоморы попадали в медвежьи объятия. Потапенко сгребал их сразу по несколько и стискивал так, что слышан был непрерывный хруст костей. Но из темного провала перли все новые и новые воины, а предводитель продолжал вопить:
— Ela sen! Ndengina ho![2]
Вылетевшее из провала чудище, больше всего напоминающее старческую сморщенную голову с орлиными крыльями вместо ушей, ринулось на медведя сверху, скаля острые, как шилья клыки…
— Эк! — пожарный топор крутанулся в воздухе и вонзился твари прямиком в пасть.
Вопль твари был страшен. На миг, краткий, как половинка удара сердца, она застыла в воздухе… а потом начала осыпаться серым прахом, и с воем исчезла.
Митя завертел топор вокруг себя. Его противник пустил волну изменений, уводя свою материальную половину в сторону и подставляя под удар колышущееся марево другого мира… Марево булькнуло, как болотная жижа, и его словно присыпало мелким черно-белым песком… Митя еще успел увидеть выражение безграничного изумления на уродливом лице фомора, прежде, чем тот превратился в песчаный смерч и развеялся по ветру.
Митя ломился сквозь толпу фоморов. На него ринулись слева — он отмахнулся, острый крюк с другой стороны топорища завяз в мягком, чвякнуло, и топор тут же высвободился. До него попытались дотянуться длинным копьем, он рубанул по древку, но копье только спружинило, оказавшись крепче и обычного дерева, и… собственного хозяина. Потому что от угодившего точно в лоб лезвия тот рассыпался в прах. На него навалились с двух сторон. В тот же миг перед ним возник предводитель фоморов, и копыто его водяного коня лягнуло Митю в грудь — точно волной об скалу ударило! Дыхание перехватило, Митя согнулся пополам от лютой боли…
Воздух свистнул, рассеченный занесенным над головой клинком…