Князь мертвецов-2

— И вовсе выродок. — согласился Лаппо-Данилевский. — Личность, несомненно, гораздо более подозрительная, чем, как вы изволили выразиться, провинциальное дворянское семейство. А ведь вы его публично своим портным объявили — многие слышали! Есть еще бывший муж моей нынешней жены, а ваш управляющий Штольц. Его братец Ингвар, кажется, тоже присутствовал на тех уроках с фоморой-гувернанткой? Надо же, какой казус… И гимназисты, о которых вы проявили заботу, столь странную для себялюбивого мальчишки, каббалист, инженер… Поверьте, о них я тоже найду что рассказать подозрительного, так что целый заговор нарисуется. Даже если нам с сыном не удастся оправдаться, и мы пойдем на дно… — губы Лаппо-Данилевского скривила злая усмешка. — …за собой мы утянем и батюшку вашего, и вас, Дмитрий, и даже ваших Кровных родичей! Уж можете не сомневаться!

— И чего вы хотите? — мрачно сказал Митя. Ни мгновения… Ни единого мгновения он не сомневался, что Лаппо-Данилевский так и сделает. И если за себя и отца Митя не волновался — Истинный Князь неприкосновенен — то Ингвар, Йоэль, Даринка… Ему ли не знать, как подозрительны и пристрастны бывают господа из Петребурга!

— Для начала извольте отпустить моего сына! — фыркнул Лаппо-Данилевский.

Митя подумал — и убрал топор от горла Алешки.

Скалясь, как озлобленная крыса, Алешка вскочил, отпрыгнул назад, отступая за спину отца… и торжествующе ухмыльнулся:

— Возомнили о себе невесть что? Как бы не так! Будете делать, что вам скажут!

— Алексей! Помолчи… Вы тоже будете молчать, Дмитрий. — придавил голосом Лаппо-Данилевский. — И батюшке вашему объясните, чем может для него обернуться излишняя настойчивость в расследовании этого дела. А теперь — прочь с дороги! — он махнул рукой, будто смахивал соринку.

— Не торопитесь так, Иван Яковлевич… — задумчиво проговорил Митя. — Все равно я в вашей паро-телеге шланг от парового котла выдернул… Не думал, что мы с вами договариваться станем… — теперь уже Митя криво улыбнулся. — Да, раз уж мы с вами так мило беседуем… Уж не сочтите за труд, Алексей, меня давно мучает вопрос… Это же вы каким-то образом оставили следы медведя на месте убийства Эсфирь Фарбер? Чтобы навести подозрения на младшего Потапенко?

— Вот и видно, что как не пыжься, а вы всего лишь парвеню[1]! Иначе вас бы не беспокоила ни грязная жидовка, ни это животное, ее любовник!

— Алексей, я велел тебе молчать! Просто ничего не отвечай…

— Если он не ответит, разговора не будет. — хмыкнул Митя. — Я не сомневаюсь, что он это сделал. Меня, знаете ли, интересует — как? Не могли же вы таскать за собой некую печать… штамп… в форме медвежьей лапы? Из дерева или металла? Куда бы вы ее прятали — в панталоны?

— Представьте себе! — расхохотался Алешка. — Да! Не сообразили? Впрочем, куда вам… Эту самую печать не обязательно делать ни из дерева, ни из металла… хватит обыкновенного меха с нашитыми когтями! Достаточно пары мгновений, бросить ее на землю и придавить подошвами. И эти мгновения у меня были, пока вы в погоню кинулись, а остальные в доме квохтали да метались, как куры!

— Оригинально. — покивал головой Митя. — Даже — талантливо… Что ж, для таких талантливых господ у меня есть особое предложение. Вы поедете туда… — он махнул рукой и Лаппо-Данилевский настороженно спросил:

— И что — там?

— Мужской монастырь. Половину оставшегося после выплаты долгов состояния передадите городу, на восстановление, половину, так и быть, монастырю, чтоб вас приняли. И проживете там всю свою жизнь, оба. Труд. Молитва. Покаяние. Можете даже не каяться искренне — ваши отношения с Богом Людским и Сыном Человеческим суть ваше и его дело. Главное, чтоб вы никогда этот монастырь не покидали: ни вы, ни ваш сын. И пока вы там, я и мой отец ни делом, ни словом не коснемся вас.

Алешка расхохотался. Иван Яковлевич настороженно поглядел на Митю и напряженно спросил:

— А если нет?

— Нет так нет. — легко согласился Митя и шагнул в сторону, давая понять, что не собирается перекрывать им дорогу. — Ступайте себе… с Богом и Предками… Куда хотите. И делайте, что пожелаете. И пусть все, совершенное вами, падет на ваши головы.

— Какой-то подвох? — еще больше насторожился Лаппо-Данилевский.

— Безусловно. — снова согласился Митя. — Но выбор у вас есть. Или туда… — он махнул на улицу, уводящую к монастырю. — Или обратно… — показал в ту сторону, откуда прибежали Лаппо-Данилевские. — Или сюда… — и кивнул на улицу, ведущую мимо несчастного «Дома модъ» к припрятанной паро-телеге.

Лаппо-Данилевские, отец и сын, переглянулись.

— Я не хочу! Я не буду хоронить себя заживо в монастыре, потому что… так велел возомнивший о себе ублюдок! Еще и имущество отдай! — возмутился Алешка.

Иван Яковлевич мгновение подумал. Бросил настороженный взгляд на Митю… на сына… еще подумал… и медленно, как подбирающийся к сметане кот, двинулся в освобождённый Митей проход. К припрятанной в закрытом дворике паро-телеге.

Митя не шевельнулся.

Лаппо-Данилевские пробежали мимо… и припустили прочь по улице.

Они уже проскочили мимо Мити, когда Алешка оглянулся и прокричал: