— Полицмейстер, значит… — процедил отец и на скулах его заиграли желваки. Он повернулся к Свенельд Карловичу. — В участке на ночь оставались трое городовых из старых, которые давно служат. Двоих я собирался отправить в отставку, как неспособных, о чем им и сообщил — последние дни служили. Дело простейшее: караулить четверку арестантов в запертых камерах. Двое высланных под надзор, что на гимназической вечеринке арестовали, и двое вчерашних, от складов с железом. Остальную шушеру — пьяниц, дебоширов трактирных — кого отпустили уже, кому наказание определили. Куда они поехали? — он резко повернулся к городовому.
— Дык… не видел я толком! На пост обратно бежал… отлучился вот… во двор… по естественной надобности… — городовой засмущался уж совсем отчаянно. — Не подумайте чего, ваше высокоблагородие, я ж одна нога здесь, другая там! Только выскочил, а они уж мимо — фыр-фыр, дыр-дыр — и прямиком по проспекту и умчали, только пар за ним и остался. — он махнул в ту сторону, куда умчалась паро-телега с полицмейстером.
Отец повернулся к Мите, и тот наклонил голову:
— Да… Нам тоже — туда.
— Пррроклятье! — сжимая набалдашник трости до белизны в пальцах прорычал отец, запрыгивая в свой автоматон. Посмотрел на Ингвара, на городового, снова на младшего Штольца. — Ингвар, вы остаетесь! Запритесь в участке изнутри — и не открывайте никому! Ни городовым, ни губернатору, ни его императорскому величеству в Силе и Славе Даждьбожей!
— Но я… — начал было Ингвар.
— Выполнять! — рявкнул отец так, что городовой заметно дрогнул в коленках, а Ингвара этим криком будто вынесло из седла и забросило на крыльцо участка. — Я бы и Митьку тут оставил, но кто тогда дорогу покажет? И разберитесь детально, что там с замками — может, все же взламывали их, только хитро как-то, незаметно… Потому что если не взламывали…
Отец не закончил, но Митя понял его и так: если не взламывали, то выходит, оставленный караулить арестантов городовой сам их выпустил. И похоже, по приказу полицмейстера!
— Ты! Оружием пользоваться умеешь?
— А как же! — горделиво приосанился городовой. — Учили-с, вашвысбродь!
— Едешь с нами! — кивая на мерно дрожащую и «поквохтывающую», как курица, паро-телегу, скомандовал отец, и городовой опасливо полез в кузов. — Митя, мы успеем взять еще людей?
— Там всех уже убили. — меланхолично ответил тот. — Что дальше — я не знаю.
На него посмотрели очень-очень странно — все, включая городового.
— Тогда едем к уланским лагерям! — отец дернул рычаг, пуская паро-коня в галоп.
Глава 12 По следам преступления
Митя послал своего вороненого следом. Паро-телега с бултыхающимся в кузове и отчаянно хватающимся за борта городовым обогнала его, Свенельд Карлович поравнялся с отцом. Перекрывая стрекот паро-телеги, старший Штольц прокричал:
— Полагаете, все же набег? Виталийцы опять зашли с суши?
— Предпочитаю не рисковать! — отозвался отец.
— А если… — Штольц оглянулся, но или за паром не разглядел едущего следом Митю, или решил не скрывать своих сомнений. — Если Митя ошибся?
— Лучше над нами будут смеяться, чем всех перебьют! — отрезал отец. — Да и полицмейстер… — он опять не договорил, но лишь поддал пару, уносясь вперед на своем серебристом паро-коне.
Но его и так поняли. Паро-телега с городовыми, полицмейстером и четверкой арестантов, уехавшая в том же направлении, куда тянуло Митю темное, гнилостное, пахнущее кровью, разрытой землей и почему-то мокрой глиной ощущение смерти.
А в прошлый виталийский набег кто-то же указал командам паро-драккаров путь к городу, и о расположении и состоянии защитных башен уведомил, и порубежников из башен пытался убрать…
Лагеря уланского полка словно вынырнули из мрака. Качающийся фонарь освещал мокрые от пара бока отцовского паро-коня. Седло было уже пустым — отец обнаружился у караулки. Вытянувшийся в струнку часовой только судорожно кивал в ответ на короткие рубленные отцовские фразы, больше похожие на приказы. Подбежавший Митя услышал, как часовой бормочет:
— Так нету никого, ваше высокоблагородие, все господа офицеры на квартирах ночевать изволят!
— Врешь! Где старший офицер?
— Так это… — взгляд солдата вильнул. — Будить не велели…
— Ррразбудить! Сюда! Немедля! — начальственный рык произвел должное впечатление на солдата — тот почти присел, но тут же вытянулся и проорал:
— Прошка! Мухой за кем из господ офицеров и сюда веди!
— Так кого ж я зараз… — откликнулись из караулки.
— Бегом!
Из караулки почти кубарем выскочил полуодетый солдат, и на ходу натягивая мундир, рванул в узкий проход между солдатскими бараками. Долго ждать не пришлось: Митя едва успел выпрыгнуть из седла и встать рядом с отцом, как из темноты послышались шаги, громкая ругань и плачущий голос солдата:
— Так шо ж я сделаю, ваш-бродь, ежели оруть и грозиться изволят: подать, говорят, сюды охвицера! Ежели мы им — не велено, так оне ж нам — по сусалам.
Жалобы оборвались звуком удара и жалобно-покорным солдатским:
— Вот и вы нам — по сусалам.