Князь мертвецов-2

Засуетились, затопали… Митя с трудом поднял голову. Мимо стоящего в дверях комнаты полуодетого Свенельда Карловича протиснулась тетушка в ночной рубашке и пуховом платке, с папильотками в волосах. Протянула отцу стакан, и застыла рядом, пока отец пытался напоить Митю. Руки у отца подрагивали, так что часть воды пролилась Мите на грудь.

— Ступайте отсюда, нечего глазеть! — она махнула размахрившимся концом платка на выглядывающих из-за плеча Свенельда Карловича горничных. — Спать идите! Дмитрию всего лишь сон плохой приснился, а вы прям: «Варяги, варяги…» Нету никаких варягов и не случилось ничего…

— Слу… случилось. — Митя мотнул головой, отпихивая тычущийся ему в губы стакан. — Я… Они…

Слабенький голос осторожности в душе тихо-тихо пропищал: «Если ты расскажешь, тебя спросят, откуда ты знаешь», но Митя лишь снова тряхнул головой, отмахиваясь. Там, во сне, он очутился в том вагоне лишь потому, что так ничего и не рассказал отцу. Но даже реши он по-прежнему скрытничать о собственных делах, скрывать случившееся от начальника губернского Департамента полиции — попросту преступно!

— В городе… нет, за городом… но недалеко… Только что убили людей! — выпалил Митя. — Много!

За дверью пронзительно взвизгнула, и кажется, хлопнулась в обморок Маняша. Ну, или просто — хлопнулась, все же обмороки для горничной — непозволительная роскошь. Лицо Леськи стало таким бледным, что веснушки проступили на коже как яркие золотые монетки.

— Да приснилось ему, приснилось! Кошмар ночной… — нетерпеливо фыркнула тетушка. — Леська, молока с медом баричу принеси… да и барину заодно… — косясь на брата, добавила она. — И спать все!

— Не нужно молока! И не кошмар это был!

То есть, кошмар, конечно, но…

Митя стряхнул одеяло, оттолкнул руки отца и вскочил. Тетушка скандализировано ахнула:

— Митя! Да это форменный скандал! Как можно, здесь девочка! — она торопливо закрыла Ниночке глаза ладонью. Ниночка немедленно принялась выворачиваться, норовя выглянуть из-под материнской руки.

Не обращая внимания, Митя заметался по комнате.

— Я не знаю, что там произошло, но… их было много! Может… и варяги.

За дверью снова послышался стук падающего тела, и почти восторженный возглас Антипки:

— Ты гля, снова ляпнулась! Не девка, а чисто кегля!

— Много… тех, кто убивал? — настороженно спросил отец.

Митя, одной ногой в брючине, остановился, балансируя на второй, на мгновение задумался:

— Не знаю… И скольких убили тоже — не знаю! — торопливо добавил он. — Там… боль и ужас, так много, что и не поймешь.

— Где? — отрывисто бросил отец.

Митя натянул, наконец, брюки, крутанулся на пятке и указал на одну из стен комнаты:

— Там! В той стороне.

— А точнее?

— Точнее по дороге разберусь! — натягивая штаны, бросил Митя.

Отец досадливо поморщился, но потом коротко кивнул:

— Хорошо, едем! Ингвар, заводите автоматоны.

Германец метнулся вон из комнаты, и только Митя рявкнул ему вслед:

— Оденьтесь!

— Свенельд Карлович, вы с нами? Тогда берите паро-телегу — мало ли…

— Оружие? — отрывисто спросил старший Штольц.

— Обязательно… — скомандовал отец. — Ждите меня у конюшни! — и бросился к своей спальне.

Тетушка вцепилась ему в локоть и почти повисла на отце:

— Но Аркадий… Не кажется ли тебе, что это слишком?! Мчаться невесть куда, в ночь… из-за того, что мальчишке приснился кошмар! С чего ты взял, будто что-то и впрямь случилось?!

— Сесстррра!

Наскоро, попадая мимо пуговиц, застегивающий жилет Митя даже замер — отец умудрился в одном слове и шипеть, и рычать разом!

— Я не знаю, что ты воображала, когда ехала сюда, но пойми же, наконец! Я — начальник полицейского Департамента, и это моя забота, если кого-то убили! А Митя мой сын и наследник, и… — он судорожно выдохнул, поглядел на застывшего Митю и резко бросил. — …и если даже ему приснился кошмар, это вовсе не значит, что ничего не случилось! — и вырвав руку из тетушкиной хватки, размашисто и зло зашагал к своей комнате.

— Да что ты, брат… — пробормотала ему вслед тетушка. — Я… я только спросить — вам корзинку для пикника с собой давать?

Митя захохотал. Он хохотал, привалившись к дверце шкафа, роняя слезы с ресниц, непристойное похрюкивая, и кажется, впервые не задумываясь достаточно ли он comme il faut.

Острая боль в голени прервала этот пароксизм хохота. Митя зашипел, хватаясь за ногу, а Ниночка пнула его еще раз и выставив пухлый пальчик, наставительно сказала:

— Не смей смеяться над маменькой! — и гордо удалилась, ведя ту за руку. Ошеломленная тетушка покорно шла за ней.

Митя потер ушибленную голень и принялся собираться быстрее.

Холодный ночной ветер словно в мокрую простынь его завернул, выбивая из тела последние капли сонного — «одеяльного» — тепла. Он торопливо натянул автоматонный плащ и почти ворвался в конюшню. Там уже сновал Ингвар — в шинели реального училища поверх сорочки, наскоро заправленной в брюки. Отцовский паро-конь уже стоял под парами, Митя торопливо запрыгнул в седло своего, помогая Ингвару раскочегарить автоматон.

— А вы куда собрались, Ингвар? — в конюшню вбежал отец.