Клетка и жизнь

Я хотел работать в лаборатории по проблеме рака и на 3-м курсе обратился к Н. И. Лазареву, мужу нашей родственницы Т. А. Детлаф (я уже упоминал, что благодаря им заинтересовался биологией) с просьбой стать моим руководителем. Н. И. сказал, что он не имеет отдельной лаборатории и лучше он порекомендует меня Льву Манусовичу Шабаду, у которого была большая лаборатория в Институте нормальной и патологической морфологии. Шабад принял меня и направил к одной из сотрудниц, Фриме Машбиц, которая учила меня элементарным экспериментальным приемам. Вскоре я стал ставить опыты самостоятельно, а через два года смог отправить в журнал свою работу, напечатанную в первом номере нового журнала «Вопросы онкологии». Через 50 лет я получил от редколлегии просьбу напечатать в этом журнале свою последнюю работу в связи с его 50-летним юбилеем. Обе работы, первая и последняя, были напечатаны в этом юбилейном номере.

За год до того, как я окончил институт, Шабад послал заявку в АМН, чтобы меня направили в аспирантуру к нему в лабораторию. Все развивалось нормально, но для подкрепления заявки Л. М. пошел со мной в Академию к вице-президенту АМН Алексею Ивановичу Абрикосову. Перед походом я признался Л. М., что Абрикосов — мой родственник, двоюродный брат мамы. Шабад очень удивился и спросил, почему я раньше об этом не говорил. Мой ответ был очевидным: я не хотел пользоваться блатом.

Когда мы пришли к Абрикосову, Л. М. сказал, что у него есть очень способный студент, которого он хочет оставить в аспирантуре: «Вот только я никак не мог понять, кого этот студент мне напоминает, и только на днях, когда узнал, что он — ваш племянник, я понял, на кого он похож». А. И. вызвал начальника отдела кадров Академии, Зелова (известного антисемита и мракобеса), и сказал ему, что надо написать заявку в Первый мединститут, чтобы меня направили в аспирантуру в АМН. «Между прочим, он мой племянник», — добавил А. И., после чего Зелов немедленно согласился, и Шабад ушел успокоенный. Однако не все было кончено. Через несколько месяцев на комиссии по распределению мне выдали направление, предписывающее явиться в Министерство здравоохранения до 1 сентября 1949 года для получения дальнейших указаний. Я, естественно, забеспокоился и путем расспросов в институте узнал, что выпускников-отличников забирают для спецработы по атомному проекту. Я побежал к Шабаду. Он подумал несколько минут и спросил: «Когда вам велено явиться в министерство?» «До 1 сентября», — ответил я. «Советую вам исчезнуть из Москвы и на звонки не отвечать». Я так и сделал, уехал на дачу к тете Лизе. Мне несколько раз посылали открытки, но мама отвечала, что я уехал отдыхать после госэкзаменов и приеду к 1 сентября.

1 сентября я с трепетом пошел в министерство. В указанной мне комнате сотрудник поинтересовался, почему явился так поздно. «У меня предписание явиться 1 сентября, что я и сделал». «Да, но мы уже набрали нужный лимит, и я не знаю, куда вас пристроить». «Очень сожалею. Но на крайний случай у меня есть вторая заявка от АМН», — сказал я. Чиновник на первой заявке радостно написал резолюцию: «Ю. М. Васильев направлен в аспирантуру в АМН». Когда я явился с резолюцией к Шабаду, он сказал: «Все отлично. Когда посылают массово куда-нибудь, всегда запрашивают на всякий случай несколько людей сверх лимита». Он послал заявку в Академию, и я был принят в аспирантуру без беспокойств и конфликтов.