В общем, вышел я из магазина, заглянул в соседнюю лавку, купил непрозрачный пакет и бутылку воды для веса, пошел обратно и стал планомерно сдирать наклейки с дисков, после чего возвращался и сгружал их в пакет. Дамам за прилавком из-за полок ничего не видно. Нет ни камер, ни зеркал. Делать не хуй: просто
Сам-то я по старому списку прохаживаюсь. Это так называется, когда заменяешь древние пласты на компакты. Подумать, так это чистой воды надувательство: тебя вынуждают переходить с винила на CD. Если покупаешь CD-плеер, тебе должны всю коллекцию винила на новые компашки поменять. Я взял бо́льшую часть «битлов», «стоунзов», «цеппелинов», Боуи и «Пинк Флойда». На компактах я только старье и слушаю, танцевальная музыка, само собой, должна быть на виниле.
Хорошо зашли, у каждого по полному пакету компашек. Пока мы идем к дому скинуть барахло, Белка-шпион смотрит удотом тоскливым. Тут же они с Голли затеяли бессмысленный спор на тему «жлобство-снобство», в который на районе вписываешься, как только научаешься говорить. Добравшись до дома, я позвонил Рольфу и Гретхен и предложил им встретиться на фесте, если они, конечно, не прочь выпить. Потом мы резко срываемся на станцию и садимся на поезд до Мюнхена.
В центре мы зашли немного размяться в паб и уже собирались идти на встречу с Терри и его птичкой в фестивальную палатку «Хакер-Сайкор», где планировалось уже всерьез подойти к вопросу распития. И тут кто бы, вы думали, выплывает, идет к нам собственной персоной, пташку тянет за руку? Подружка Терри Хедра – сытная, пиздец. Когда он нас представлял, мне пришлось избегать взглядов Голли и Билли. Думаю, что первое, о чем они подумали, – был минет. Что она нашла в Терри – мне никогда не понять. Я поделился с Билли, пока Голли хвастал Лоусону нашими воровскими успехами, и тот ответил:
– Да это просто оттого, что она иностранка, для тебя это экзотика. Она ничего себе, но если б она была из Вестер-Хейлз, ты бы подумал – телка как телка, обычная.
Я снова взглянул на девушку и постарался представить ее в торговом центре Вестер-Хейлз жующей хлебцы «Кроуфорд», и понял, что Биррелл по-своему прав. Но правда и то, что мы сейчас
– Зацените, пацаны, ну, притормозите.
Написано по-немецки, но внизу есть английский перевод:
КОМИТЕТ ГОРОДОВ-ПОБРАТИМОВ
МЮНХЕНА И ЭДИНБУРГА
ГОРСОВЕТ МЮНХЕНА ПРИВЕТСТВУЕТ
МОЛОДЕЖЬ ЭДИНБУРГА
– Это вы – молодежь Эдинбурга, – хихикнула Хедра.
– Так и есть, бля. Нам здесь налить должны. На халяву. Это ж мы и есть молодежь Эдинбурга, – с гордостью сказал Терри.
– Нам туда нельзя, – замотал головой Билли.
Голли пренебрежительно посмотрел на него. Терри деланым пидорским голоском сказал:
– То нельзя, это нельзя. Где кураж, Биррелл? На ринге оставил? – Он ударил Билли в плечо, не обращая внимания на его растущее раздражение. – Вспомни Саунеса! Где наша не пропадала!
Грэм Саунес сам из наших краев, и для Терри остался героем даже после того, как стал менеджером гуннов. Когда Саунес сделал перманент и обзавелся эспаньолкой, Терри, желая походить на него, даже отрастил себе бородку, которая смотрелась как пушок на жопе. Если он хочет кого-то сподвигнуть, он всегда говорит: «Вспомни Саунеса». В детстве мы часто видели, как он возвращался с тренировки. Однажды он дал Терри пятьдесят пенсов на сладости. Такие вещи не забываются. Терри простил ему даже ту гнусную подножку Джоржу Маккласки на Истер-роуд несколько лет назад.
– Маккласки сам без мыла куда хочешь влезет, не фиг было брать «виджи» в «Хибз», вот в чем дело, – говорил он на полном серьезе. Каждый дурак знал, что Саунес сам – «джамбо», но Терри как будто не хотел этого замечать. – Саунес – «хибби», мать вашу, – заявлял он. – Если б он был в городе, то отжигал бы с пацанами из «Си-си-эс»[42] в дизайнерских шмотках, а не пукал бы с вами, гопниками, «джамбо» засаленными.