Пару кружек спустя мы отправились в центр и проходили по подземному переходу местной станции «С-бана». На выходе из тоннеля столпилась кучка девчонок, совсем еще дети. Непонятно, чем они себя занимают в этом городишке, которым заправляют стариканы и богатые пассажиры.
– Смотри-ка, и тут пизденочки, – заметил Голли. Совсем, видать, отчаялся.
– Детишки, – говорю, но не слишком убедительно.
– Ну и хуй ли, – сказал Голли и тут же к ним подкатил. –
Они давай хихикать, прикрывая рты ручками. Действительно, совсем еще дети. Мне стало как-то не по себе, и Билли, наверное, тоже.
– Где здесь продаются компакт-диски? – улыбнулся Голли.
Он довольно впечатляющий коротышка: огромные глаза, ровные зубы и, когда он спокоен, ленивая улыбка на губах. Фары его имеют редкое свойство и некоторых телок просто с ума сводят. Ими можно краску со стен снимать, а иногда они производят тот же эффект на девичью одежду. Голли и Терри недостатка в мохнатках не испытывают, все потому, что в них есть шарм и самоуверенность. Телки это любят. Дома они частенько выходят на охоту вдвоем, хоть и подкалывают друг друга и даже действуют друг другу на нервы. И чего ему надо от этих малышек, я не понимаю.
– Они продаются в одном магазине, вон там, – сказала вежливая серьезная девочка, указывая через дорогу.
Мне практически пришлось оттаскивать Голли от малышек.
– Тормозни, Голли. У тебя дочке скоро будет столько же лет. Ты хотел бы, чтоб в этом возрасте ее клеили двадцатипятилетние пацаны?
– Да я просто прикалывался… – говорит.
Я уже хотел было сказать, что строгач в Саутоне полон чуваков, которые говорили то же самое, но это было б слишком даже в шутку, потому что Голли – офигенный пацан, он просто прикалывался, и это я, наверное, слишком впечатлительный. Однако малолетки везде малолетки: в Германии или в Шотландии – не важно. Я вижу, что Билли смотрит на Голли с сомнением. Не знаю, что с коротышкой происходит. Терри говорит, все потому, что он якшается с мудачьем всяким, с Ларри Уайли и ему подобными. Может, он и преувеличивает. Было дело, Голли вписывался в истории с крутыми бойцами, но теперь вроде завязал.
Билли сам темная лошадка, особенно когда дело касается девушек. Он имеет успех, потому что всегда в форме и прикинут как следует. Сложно представить, как Билли клеит телочек, как он с ними заговаривает, но язык у него, похоже, на эту тему заточен. Когда у него появляется новая пассия, он никогда не показывает ее нам. Увидеть ее можно только в его тачке или когда они прогуливаются, и обычно это первоклассные варианты. Он никогда не остановится, чтобы познакомить, и никогда ни под каким предлогом не обсуждает своих телок, если только они не из района и тогда всем и так все известно. Иногда он приводит в клуб девчонку, с которой живет. Потанцуют вместе, а потом тусуют отдельно со своими друзьями всю ночь. Я с ней толком так и не разговаривал, она, похоже, либо тупая, либо застенчивая. Такой вот он, Билли, настоящая Белка-шпион.
– Я диски тырить не собираюсь, – сказал Билли, мотая головой и с отвращением глядя на Голли. Он-то живо просек, к чему коротышка клонит, когда мы направились к музыкальному магазину Мюллера.
За прилавком толстая теха и скучающая молодуха. Компакты расставлены по здоровенным деревянным полкам. Голли взял один и сорвал алюминиевую наклейку.
– Нужно только отодрать полоску, а потом спрятать ее, и все, – сказал он, кладя диск в карман.
Билли нахмурился, отошел от нас, и вот он уже на улице.
– Конечно, Биррелл, ворчливая сука, мы не крутые спортсмены с аккуратной стрижкой, – сказал мне Голли, – поджигатель гребаный.
– Золотой кулак Стенхауза, конь педальный, – рассмеялся я.
Голли с тем же деланым выражением на лице запел тему из «Белки-шпиона»:[40]
– Где-е же-е ты-ы, агент-бе-елка…
Тут вступаю я:
– …он кру-ужится по стра-не, как его зовут…
Тут мы прикладываем пальцы ко рту:
– Тссс… Белка-шпион!
По кражам я не большой спец, а Голли, у него есть опыт, но не такой, как у мистера Теренса Лоусона и его старого дружбана Алека. Эти заморачиваются по полной: взламывают хаты, грабят магазины, весь набор. Перед выходом из дома нам с Билли пришлось переговорить с этим нечестивым пузырем молофьи. Мы сказали, что в отпуске никаких воровских дел быть не может. Кудрявый бес надулся и говорит:
– Мне уже давно не пятнадцать, а двадцать пять. Я в курсе правил поведения, уроды. Знаю, когда работать, а когда отдыхать.
Вышло так, что мы еще и виноваты, что заикнулись.
Терри всегда называл воровство работой. Для него, наверное, это и было основным занятием, с тех пор как его уволили с развозки соков. И вот после всех прекрасных речей я сам вписался тырить. Вот почему Биррелл завелся. Но в чем-то Голли прав: это ж преступление против разума. В таких условиях очень сложно ничего