Хроники преисподней

– А откуда ж мне знать, где восток, а где запад? – сварливо поинтересовался красноармеец.

Нестор Васильевич укоризненно покачал головой: вот тоже, крестьянин, а таких простых вещей не знает. Лишайники и мох на деревьях растут с северной стороны. Если встать к мху лицом, то восток будет по правую руку. Туда и надо идти.

– Ох ты, мать моя! – взмолился Пухов. – Да какой мох, какие руки! Ведь заплутаю я, истинный Бог, заплутаю.

– Не заплутаешь, – строго отвечал Загорский. – Иди прямо туда, откуда мы пришли и время от времени сверяй направление по сторонам света.

Они дали ему немного трески и сухарей и отправили обратно. Но он не шел, а только уныло смотрел то вслед им, то в ту сторону, куда ему предстояло идти.

– А ведь и впрямь заблудится, идиот, – пробурчал Арсений.

Загорский пожал плечами: это лучше, чем лежать хладным трупом на дне моря. Они сделали все, что смогли, дальнейшее зависит от него самого. Как говорят большевики: добьемся мы освобожденья своею собственной рукой.

С этими словами Нестор Васильевич решительно двинулся на запад – туда, где за бесконечными лесными просторами маячила далекая и столь теперь желанная Финляндия. За их спиной сомкнулись ветки, и красноармеец Пухов остался стоять в одиночестве, брошенный на произвол судьбы в лице леших, русалок, поморов и карелов…»

* * *

Старший следователь Волин перевернул последнюю страницу и посмотрел на Воронцова.

– И это все? – спросил он. – Я так понимаю, до Финляндии они все-таки добрались Но неужели этим все дело кончилось?

– Нет, – отвечал генерал, – Здесь прерываются записи Загорского.

– Почему?

Генерал молчал недолгое время, потом пожал плечами.

– Трудно сказать, Может быть, не хотел, чтобы о судьбе Алсуфьева знали слишком много, может, были и другие причины. Но все, что ты сейчас прочитал, это лишь предисловие. Дальше были еще более любопытные события. И участником этих событий стал твой покорный слуга.

– Не может быть! Вы видели Загорского?! – изумился Волин.

На бледных тонких губах генерала загуляла слабая улыбка.

– Не гадай попусту, все равно не догадаешься.

Он посмотрел на часы, покачал головой: уже поздно. Может быть, перенести разговор на завтра?

– Да вы издеваетесь! – Волин мало, что не подпрыгивал на месте. – Я до завтра от любопытства умру…

Генерал засмеялся.

– Ну, если так, то слушай.

Глава тринадцатая. Лейтенант и полковник

Увы, Танечка все-таки сказала ему «нет». Это было, конечно, не первое «нет», сказанное ей, но, судя по всему, окончательное.

Любой взрослый мужчина отлично знает, что женское «нет» в конечном итоге означает ни что иное, как «да». Ну, или в крайнем случае – «подумаю». Но у Танечки, к сожалению, был другой характер, не такой как у большинства. Если уж она сказала «нет», то это, как говаривал ее отец, означало только «идите к чертовой матери» – и ничего более.

У Воронцова, впрочем, тоже был другой характер. Он и сам мог послать кого угодно и куда угодно, и гораздо дальше притом, чем можно было ожидать. Но Танечка – это был совершенно особый случай. Воронцов раз за разом делал ей предложения и раз за разом получал это самое «нет». Он не отчаивался, он знал, что капля камень точит. Тем более, речь шла вовсе не о капле, а о нем, Сергее Воронцове.

Чего, в самом деле, ей не хватало? Он был завидная партия: старший лейтенант КГБ, это, простите, милые мои, не баран чихнул и не жук накакал. Да, служит он не в Первом главном управлении, где ездят за границу, а во Втором, то есть в контрразведке. Но надо иметь в виду, что в Первом управлении опаснее, там больше шансов оставить жену вдовой. Кроме того, во Втором управлении, по мнению Воронцова, служить было почетнее – все же напрямую родину охраняешь от всяких там шпионов и террористов, не говоря уже про тлетворное влияние Запада. И хотя с тех пор, как к власти пришел дорогой Никита Сергеевич[43], разговоры про тлетворное влияние как-то вышли из моды, но ведь растленный Запад и мать его, мировая буржуазия, никуда не делись, а тлетворное влияние – тем более.

Вообще, надо сказать, реформа КГБ, затеянная Хрущевым, несколько тревожила старшего лейтенанта Воронцова. Ну, то есть сама по себе реформа – дело хорошее, но посадки и расстрелы чекистов – это был перебор даже по мнению молодого лейтенанта, не говоря уже о зубрах, которые десятилетиями сидели в своих креслах и любили родину не за страх, а за совесть. Теперь же они тряслись, как цуцики, боясь, что вменят им грубые нарушения законности и расшлепают, как когда-то они сами шлепали контриков и врагов народа. И выйдет так же неудобно, как с товарищем Сталиным вышло. Вроде как был отцом народов и лучшим другом физкультурников, а после разоблачения культа личности оказался неохота даже говорить кем. Правда, товарищ Сталин, как ни крути, во все учебники вошел, в том числе в лично им написанные, а куда войдут эти майоры, полковники и генералы, которых сейчас травят, как зайцев?