Хороший сын

На следующий день мы с Эмми и детьми пошли в гости к ее друзьям, там были и другие гости, некоторых я уже давно знал. Все были с партнерами и детьми, Эмми была окружена старыми и новыми друзьями, которые громко разговаривали и смеялись. Мы сели за стол в большом столовом флигеле, с видом на ухоженный сад, сверху через стеклянную крышу падал свет, я сидел напротив того сына Эмми, которому было семнадцать, приятного молодого человека, созерцающего все (включая меня) с молчаливой иронией. Я посмотрел на него и узнал его кожу. Это была не его кожа, это была кожа Эмми двадцать пять лет назад, которую я в течение нескольких месяцев видел вблизи, рассматривал, гладил, касался губами. Сейчас я увидел ее отличительные особенности: желтоватый отлив, нечеткие светло-коричневые веснушки, которые вообще-то заметны только вблизи; а над этой поволокой и веснушками был еще один слой, в этом-то и заключалась особенность этой кожи, в этой поверхности была глубина, взгляд проходил насквозь, казалось, что кожа покрыта тонким слоем воска, который придавал ей мягкий матовый блеск. Сын Эмми сидел на дневном свету, который падал на него как сверху, через стеклянную крышу, так и сбоку, через двери в сад. Может быть, на другом свету я и не узнал бы ее кожу. Я посмотрел на Эмми, она тоже сидела на свету, на ее коже уже не было слоя воска, потом опять на сына, вот она опять, эта кожа, и я понял, что эту кожу я никогда не рассматривал так внимательно, как сейчас, в этот момент, когда увидел ее у ее сына. Я смотрел в прошлое глазами себя в настоящем и видел то, что узнавал лишь по милости настоящего. То есть вернуться в воспоминания можно, можно даже более, чем просто вернуться, их можно пробудить к жизни десятилетия спустя, воспоминания могут вернуться к тебе, но для этого нужны дети. У меня одновременно было ощущение чего-то странного и естественного, словно я открыл что-то само собой разумеющееся, но при этом запретное, словно этого не должно было произойти в этот день, словно я не должен был приезжать в гости; словно я сжульничал. Вроде как я подглядывал за чем-то, чего не существовало.

Глава 3

День колесом катится к вечеру. Шоссе, проселочные дороги, опять шоссе; ровная местность, холмы, опять ровная местность. Проглядывает солнце, оно справа от нас, низкое, темно-желтое. Вдруг откуда ни возьмись опять появляется много транспорта, мы все на большой скорости едем в одну сторону. До этого несколько часов подряд шоссе было только наше, я отказываюсь понимать этот ритм. Как появляется и пропадает транспорт, как это вообще можно понять? Обилие транспорта может означать близость города, хотя указателей пока не видно, города с гостиницами и ресторанами. Время от времени мы проскакиваем под старыми бетонными виадуками, которые одиноко стоят посреди пейзажа, ни заездов, ни съездов у них нет, как будто это нерушимые останки из каких-то давних времен, чьи дороги уже раскрошились и заросли.

Вы о чем-то глубоко задумались, господин.

Это точно, говорю я.

Или вы сочиняли песню?

Нет.

Я находился в прошлом, теперь нужно вернуться в настоящее. Сейчас я еду куда-то с Ленноксом, хоть и без Леннокса.

Слушай, а ты не мог бы кое-что для меня найти? – спрашиваю я. Ты ведь можешь зайти в любую систему? Я ищу одного галериста. Очень успешного. Он ведет дела по всему миру.

А имя у вас есть, господин?

Нет, раньше его звали Де Мейстер, потом Бонзо, но как его зовут сейчас, не знаю. И как он выглядит, тоже. Но я его точно видел, я довольно долго обедал с ним за одним столом, если ты можешь показать какие-нибудь фотографии…

Непростое задание, господин, это вы меня так проверяете или хотите поиграть?

Нет, просто хочется узнать.

Ищу, господин. Это ваш давний друг?

Он однажды украл искусство, говорю я. И оставил меня с пустыми руками. Вслух последнюю фразу я не произношу.

На удивление мало находится, господин, судя по всему, галерейщики – народ пугливый, светиться не любят. Далеко не к каждому имени находится изображение.

Он показывает фотографии на экране, мужчины и женщины с прическами и в странных очках, никого из них я по обедам в монастыре не узнаю.

Это все? У тебя нет программы омоложения? Можешь сделать их на тридцать-сорок лет моложе? И без очков?

Конечно, могу, господин.

На экране появляются те же лица, без очков, на тридцать-сорок лет моложе. Я внимательно их рассматриваю, одного за другим. Никого не узнаю.

Его среди них нет, господин?

Нет.

Мне жаль, господин. Я старался.

Я знаю, Жером, говорю я. Я откидываюсь назад. Действительно, жаль. Хотелось бы узнать побольше. Звучит как эпиграф. Или надгробная надпись.

У тебя нет штопора? Я вдруг вспомнил о бутылке вина, которую купил в киоске.

Конечно есть, господин, тут я легко могу помочь, штопор лежит в правом бардачке.

Я открываю бутылку и делаю глоток. Я как бы и за рулем и не за рулем, значит, пить можно.

Уже почти вечер, говорю я, не пора ли задуматься о ночлеге? Посмотри, пожалуйста, нет ли здесь чего-нибудь поблизости?

Здесь поблизости нет ничего, чтобы нас устроило, господин.

Что ты имеешь в виду?