Хороший сын

Пейзаж не меняется, но меняется свет над ним: он становится более старым, более блеклым. Колонну фур мы обогнали, шоссе перед нами практически свободное.

Как вам такое, господин: Леннокс не подходит к телефону / У него других дел два вагона.

Чего?

Я подумал, как могла бы звучать песня с таким названием. Или: Он пошел гулять для моциону / Вот и не подходит к телефону. Мне продолжать, господин? Я могу что-нибудь и про кресло матери сочинить. Ну, если бы это была песня.

Нет, лучше не надо.

Понимаю, господин.

Дорога становится все более пустой, словно эта трасса в конце концов предназначена только для нас. Эта идея мне нравится.

Ваша мать…

Да?

Она умерла еще совсем недавно?

Да.

Вы еще горюете, господин, если мне позволено поинтересоваться?

Горюю ли я… Ей исполнилось сто лет, я видел, как она постепенно впадает в слабоумие, я видел, как она все больше уходит в себя… Наверное, это скорее ломка, чем горе… В последние двадцать лет ее жизни я ездил к ней каждую неделю, по средам, сначала на поезде, а потом на автобусе…

Двадцать лет, господин!

Я тоже не ожидал, что получится так долго.

Ах, господин, если бы мы уже тогда были знакомы, я бы мог вас возить туда и обратно.

Двадцать лет назад тебя еще не было. Тебя и десять-то лет назад еще не было.

Это вы верно подметили.

Потом мы долго молчим, как будто Жерому нужно время, чтобы переварить информацию. Мы сменяем шоссе на двухполосную дорогу, ландшафт остается прежним, но движение здесь более плотное, появились перекрестки со светофорами.

Не хотите ли послушать музыку, господин? У меня есть большой выбор…

Нет, спасибо, в тишине спокойнее.

Но я не могу сказать, что совершенно спокоен, теперь, когда мы съехали с шоссе и транспорта стало больше. Я пугаюсь, когда мы заезжаем на площадь с круговым движением; с тех пор как мы вдруг впопыхах выехали с подземной парковки, это чувство слегка притупилось, но сейчас опять выплескивается наружу: осознание, что я сижу в автомобиле без руля, но при этом на водительском сиденье. Я осознаю, что никаким образом не могу воздействовать на ситуацию, и каким бы уверенным ни казалось наше движение в потоке транспорта, если подумать, это идеальное место действия для кошмара.

Я больше люблю шоссе, Жером.

Понимаю, господин, в свое время мы обязательно выедем на шоссе, но сейчас я пока выбираю нам самый удобный маршрут.

Я опять вернулся в Англию. Вот откуда мой недавний испуг. Там я тоже сидел на водительском сиденье, но руля передо мной не было, справа от меня сидела Эмми, и руль был перед ней; и хотя и руль, и водитель на самом деле были, все-таки это было странно, и прошло много времени, прежде чем я привык, еще и потому, что движение было левостороннее, так что казалось, что видишь отражение, и все повороты выглядели по-другому. Ощущение того, что видишь все в отражении, было настолько сильным, что меня каждый раз удивляло, что надписи на дорожных указателях спокойно можно прочитать.

У вас учащается пульс, господин. Не критично, но такое впечатление, что вы взволнованы, чувствуете беспокойство, простите за откровенность.

Это только воспоминания, Жером.

Быстрее подумайте о чем-нибудь более приятном, мой вам совет.

Вовсе не обязательно, говорю я. Не объяснять же ему концепт меланхолии?

Тогда, во время наших бесконечных поездок, мы колесили по похожему ландшафту, только там было больше деревень, городов и промзон, хотя в основном заводы пустовали, автомобили и двигатели делались в других частях света, быстрее и дешевле. Пустые кирпичные помещения с выбитыми стеклами. Эти долгие поездки в поисках места, где бы потрахаться, потому что в доме ее отца такие тонкие стены, или просто чтобы куда-нибудь ехать, но все-таки при этом и местечко найти – как будто мы подростки без собственного жилья, как будто мы уже тогда не соответствовали своему возрасту, потому что бывает ли вообще, что люди соответствуют своему возрасту; точно не когда вспоминаешь более ранние версии себя, когда вспоминаешь их, ничто ничему не соответствует.

Она не была ни первой моей любовью, ни последней, но, возможно, самой большой, как раз за счет этих поездок с этой широкой панорамой перед лобовым стеклом, этого холмистого ландшафта, всех этих центральных графств Англии сверху донизу и слева направо с тихой музыкой по радио. Это не сентиментальные воспоминания, это пронзительные воспоминания, но правда в том, что я до сих хотел бы там оказаться. Ее бледное тело подо мной, когда мы наконец находили себе местечко, все бледнее, по мере того как она с себя больше снимала или я с нее стягивал, ее тело словно начинало легонько светиться, сливочное, но не сладкое, ее большие мягкие груди, ее живот, ее треугольник, это ощущение на полностью откинутом сиденье, что мы добрались до пункта назначения, и это невысказанное разочарование, что время не остановилось, что всему, что было мокрым, предстояло высохнуть, а затем быть смытым проточной водой.