Церковные расколы происходили с завидной регулярностью, обычно из-за расхождения во взглядах на единственно верную интерпретацию какого-нибудь библейского текста, после чего те, кто расплевался с остальными и объявил о выходе из общины, раскошеливались на то, чтобы где-нибудь на пустыре было скоропостижно воздвигнуто здание новой церкви. Нередко можно было увидеть на улице скандалящих людей (в основном мужчин), бросающих друг другу гневные реплики, невразумительность которых происходила не из-за того, что произносились они на диалекте, который для моего сформировавшегося на востоке страны слуха так навсегда и сохранил определенную долю непонятности, но объяснялась тем, что мужчины осып
С безопасного расстояния эти поносящие друг друга при помощи библейских текстов мужчины и петляющие воскресным утром по городу колонны могли бы показаться забавными, но для самих участников действа на карту было поставлено все. И это не было игрой, речь здесь шла о жизни и смерти. Внутри одной семьи разногласия по поводу верной интерпретации слова Божьего разрастались порой до таких размеров, что живущие под одной крышей могли решить искать спасения в разных церквях, после чего – в том числе из-за запрета на развод – напряжение в таком доме усиливалось до невыносимой степени. Ведь речь шла о судьбе, которую каждому после смерти на веки вечные определит Всевышний; и при этом не столько о местечке в раю, сколько о путевке в ад.
Мои родители были знакомы с адом еще с детства. Для нас с сестрой все это было внове. Нас не только пересадили из красивого, построенного с размахом района в Амстелвене, полного света, неба и пространства, в дом рядовой застройки в мрачном маленьком сообществе в совсем другой части страны, где было радио, но не было телевизора, к тому же это сообщество лишь преддверие совсем другого существования. Мы вдруг оказались лицом к лицу с каким-то Богом и Книгой, в которой излагалось Его слово и то, как следует себя вести; где вся жизнь была подчинена вопросу о том, куда ты попадешь после смерти.