Холоп-ополченец. Часть II

Через несколько времени палатки и землянки вдоль Яузы кончились, и по правому берегу, где он шел, раскинулся луг. Стояла весна, и весь луг пестрел цветами. На другом берегу густой лес подходил к самой воде. Невдалеке на берегу виднелась роща. Роща оказалась небольшая, Михайла быстро прошел ее. Как только он вышел из нее, впереди, влево опять показались палатки, и на берегу что-то зашевелилось. Но это было еще так далеко, что никак было не разглядеть, кто это двигается. Должно быть, и там была чья-нибудь стоянка, и ратники тоже брали воду и купали лошадей. Вот уж можно стало разглядеть людей и лошадей. Видно было и всадников, въезжавших в воду. Михайла все смотрел. Из общей кучи, толпившейся на берегу и плескавшейся в воде, выделились два всадника и, пересекая реку, поплыли к другому берегу. «Ишь, озорники, – подумал Михайла, – видно, об заклад побились, что переплывут. Река-то быстрая, глубокая, – враз закрутит да понесет».

Михайла даже про Степку позабыл. Он с любопытством следил, как смелые всадники боролись с течением, пробиваясь к лесистому берегу.

«Все одно не вылезут, – решил Михайла. – Круто там».

Но всадники были уж у берега. Одна лошадь легко выбралась. Вторая будто заупрямилась. Первый всадник остановился, повернул назад, – видно, схватил ее под уздцы, и вторая лошадь, вытянув голову, выкарабкалась тоже на берег. Оба они взехали в лес. Михайла поправил на спине котомку и быстро зашагал вперед. Он подошел ближе к толпившимся на берегу людям.

«Казаки! – сообразил Михайла. – Ишь, усатые, и чубы висят». Он вспомнил, как Ферапонт говорил, что за Ляпуновым казаки стоят с Заруцким и Просовецким.

Козьма Миныч, верно, его спрашивать станет, кто тут под Москву собрался. Из каких городов, много ратников, какие воеводы. А он ни про что не знает. Дурак-дураком будет. Прислали гонцом с Москвы, а он и не ведает, что под Москвой деется. Вот бы Гаврилыча встретить, тот все бы порассказал Михайле.

Михайла вглядывался в толпившихся на берегу казаков. И вдруг ему почудилось что-то знакомое. Он остановился. Так и есть – он, Гаврилыч! У самой реки. И на тот берег смотрит. Михайла подошел к нему, хлопнул по плечу и крикнул весело:

– Гаврилыч! Ты что? Аль купаться задумал?

Гаврилыч обернулся и как-то неприветливо поглядел на Михайлу. Точно и не рад ему был.

– Ты, Мыхайла? сказал он. Видкиля?

– Посадские меня до Нижнего Новагорода посылают. А по пути велели до Ляпунова торкнуться, не будет ли и от него какого наказу.

– Бачил того Прокопья? – спросил Гаврилыч.

– Видал. От него тотчас иду. Велел мне двух коней дать – для меня и для Степки. А Степка бес его знает куда запропастился. Велел ему меня дожидать, а он, вражонок, взял да и утек неведомо куда. Ты его часом не повстречал?

– Н-и-и-и, – протянул Гаврилыч, не глядя на Михайлу.

– Эх! Ну что ж мне делать? И ехать надо, и мальчишку покинуть жаль. Приеду в Нижний, мать его там, дядька – что я им скажу?

– А табе за якой справой туда шлють?

– Посадских звать, чтоб ратников сюда слали – Ляпунову в помогу.

– А здесь-то чув, чого робится?

– Где ж мне знать? Поутру лишь с Москвы пришел. Одного Прокопия Петровича и видал. Да с ним больно-то не разговоришься.

Гаврилыч усмехнулся.

– Велыкый пан! Чи вин з холопом буде говорить? То не Иван Исаич. Ему або казакив сгубить. Воны ему лише ляхив. Чи вин о Москви помышляе? О себе тильки. 3 ляхами вин – от побачишь! – зговорится. Ране з ными зговор мав.

– Ну, ваш Заруцкий больше с ляхами дружил! – перебил его Михайла.

Он сердито посмотрел на Гаврилыча. Брешет он, надо быть, на Ляпунова. Как он об ляхах говорил, Михайла сам слышал. Нет, видно, ни на кого положиться нельзя. Гаврилыч, и тот не по правде говорит. Самому надо разобраться.

– И чего вы тут не поделили? – проворчал он. – Вам бы одно: сучьих ляхов бить. А вы тут свары затеваете. Не ладно то! Побуду пока здесь. Погляжу. Было б что Козьме Минычу сказать. Гаврилыч кивнул.

– То так, – сказал он. – Пийдемо до моего куреня. Поживешь с нами. А тим часом и Степка найдется. Табор у нас велыкый. А вин малец дотошный. До всего ему справа. Мабуть, кого из Тушина аль с Калуги повстречав, забалакався. Ну, пийдемо, Мыхайла.

Михайла нерешительно пошел за Гаврилычем. Верно ли он рассудил? Но уезжать ему пока не хотелось. В Нижнем Новгороде уже знают, что под Москву ратники сбираются. Биркина давно Ляпунов послал. Наверно, и без посадской грамоты ополченье готовить будут. А он покуда хорошенько тут обо всем разузнает. Не ладно тут что-то.

Гаврилыч шел меж палаток и землянок. Наконец он остановился у входа в одну землянку и сказал Михайле:

– Ось тут я с товарищем и живу. Обидва и стоимо. И то его поки нема. Послав его атаман наш Заруцкий до Серпухова. Наших там ще богато, так сюда на помогу звать. Ляхи бисовы папирають.

Михайла следом за Гаврилычем влез в землянку. В ней было полутемно и пахло сырой землей.

– Ты посиди тут поки, а и пийду варева котелок принесу, поснидаем. Котомку-то сыми. Гаврилыч вышел.