Холоп-ополченец. Часть II

– Вновь казаки грабят! – крикнул Ляпунов. – Тати рожоные! Мирволит вам, дьяволам, Иван Мартыныч. Выпороть бы которых, бросили бы озоровать!

– Заголодали мы! Чего не кормите? – раздались крики.

– То не моя забота. Спрашивайте Иван Мартыныча. Он вас привел.

Михайле вспомнилось, как Иван Исаич казаков с мужиками мирил. Ни тем, ни иным потачки не давал. А все его слушали. Ляпунов тот будто как казаков не сильно жалует. Ну, может, так лишь это, разозлили его больно, заворовались. Надо все-таки до его добраться.

Казаки, как они ни храбрились и ни ругали Ляпунова за глаза, при нем все-таки стихли. Сложили по приказу Ляпунова награбленную добычу и, ворча, убрались в свой табор.

II

Михайла тем временем протолкался поближе к Ляпунову, и когда он повернулся и пошел к своей палатке, Михайла подошел к нему и не очень смело окликнул его:

– Прокопий Петрович!

Ляпунов оглянулся и окинул Михайлу подозрительным взглядом.

– Тебе чего? – спросил он сурово.

– С Москвы я, – заговорил Михайла, – посадские меня до твоей милости прислали.

– Посадские? – переспросил Ляпунов. – Грамоту, что ли, принес? Давай, когда так.

– Грамота-то есть у меня, – проговорил Михайла, понизив голос и оглядываясь, – только не до твоей милости, а в Нижний Новгород к Козьме Минычу Сухорукому. Велел лишь гостиный сотник, Карп Лукич, коли похочешь ты, тую грамоту тебе наперед дать. Может, ты и от себя что накажешь Козьме Минычу.

Прокопий Петрович еще раз окинул взглядом Михайлу, потом, не слишком охотно, сказал: – Ну что ж. Пойдем, коли так, в мою палатку. Покажешь грамоту.

Михайла пошел следом за Ляпуновым, шепнув Степке, чтоб он погодил его неподалеку от палатки, никуда не отходил.

В палатке Ляпунов сел и спросил Михайлу, где у него грамота.

Михайла снял со спины котомку, положил на лавку и вытянул из-под низу завернутый в тряпку свиток.

– Не больно ладно ты грамоту прячешь. Коль нападут на тебя дорогой ляхи или наши разбойные люди, первым делом котомку заберут. Ну ладно, коли стоящая грамота, придумаем, как схоронить. А пошто не из посадских кого надумал тот сотник послать? Ты-то сам из каких будешь? Работный человек аль, может, приказчик?

Михайла на минуту задумался, протягивая Ляпунову свиток. В самом деле, почему Карп Лукич его надумал послать?

– Не-ет! – протянул он. – Я и в Москве-то год всего как живу. Родом-то я с Княгинина.

И Михайла в коротких словах пересказал историю своих скитаний за последние четыре года.

Ляпунов слушал, не прерывая.

Когда Михайла кончил, он смотрел на него более благословно.

– Ты, стало быть, много чего повидать поспел, даром что молод. И Сухорукова Козьму знаешь. Он там в городе не последний человек. Что ж, может, и не худо твой Карп Лукич надумал тебя гонцом отправить. А это что за мальчишка с тобой шел?

«Приметил, – удивился Михайла. И не глядел будто».

– То Козьмы Минича племяш. С Нижнего сбежал, за ополченьем Алябьева. Я-то в Тушине на него набрел, вот он ко мне и прибился, гадает со мной домой добраться.

– Так, проговорил Ляпунов, внимательно разглядывая Михайлу. Сам-то ты, стало быть, из холопов. Как звать-то тебя?

– Михайлой.

– Волю, говоришь, добывать пошел. Ну что же, боярин-то твой, знаю я его, крутенек. Да и к ляхам первей всех переметнулся, хоть вора тоже, слыхать, не жаловал. Твое-то дело верное. Волю ты себе заслужил, в кабалу не вернешься.

– А прочие холопы как? – с тревогой спросил Михайла, не сводя глаз с Ляпунова.

Ляпунов усмехнулся.

– То не наша с тобой забота. Первей всего от ляхов нашу землю очистить надо. Ишь что делают, псы смердячие. Всех до единого посечь надо. Чтоб и звания их на нашей земле не осталось и наперед чтоб не повадно было до нас торкаться. Вот как их одолеем да царя себе из русских людей выберем, ну, тут уж он порешит, как с холопами быть.

Очень Михайле хотелось спросить: а коли его выберут, как он – даст холопам волю али как? Но он не решился. Липунов развернул тряпку, раскатал свиток и внимательно читал грамоту посадских Козьме Минычу.

Прочитав, он снова скатал свиток и вместе с тряпкой вернул Михайле.

– Что ж, – сказал он. – Ладно написали посадские. И про казну не худо. Казна ноне первое дело. Вот у нас – видал, что казаки-воры чинят. Кабы гроши были, можно бы круче с ними. А то всё-голодаем де, с того и грабим. Врут, голытьба запольская, без грабежу не прожить им. Навыкли. Заворовались. Метлой бы их всех, да без их ляхов не одолеть. Эх, кабы стрельцов вдосталь было мы бы и без их справились. Нет к им у меня веры. Там, в Калуге, у их Маринка осталась, мутит. Воренка своего в цари, дура, прочит. Ну, да дай срок, вору голову срубили, а уж с воренком… Ляпунов спохватился и замолчал.

– Ну, – проговорил он, сдержавшись, – воины они, что говорить, добрые. Трубецкой за их вот как стоит. Он их в Калуге издавна знал. У Болотникова в войске много их тоже было. Как Иван Исаич с ими ладил? – спросил Ляпунов Михайлу.