Холоп-ополченец. Часть II

– Ну, а там подале рязанцы с Прокопьем Ляпуновым стан разбивают, а за ними казаки табор разбили. Далее-то я и сам не бывал, – сказывают, с волжских да с северных городов ополченья становятся. Тут уж вы сами ищите, кого вам надобно. Хозяин велел с Москвы вас вывести, а какая уж тут Москва. И видом не видать.

– Спасибо, Ферапонт, – сказал Михайла, – кланяйся Карпу Лукичу, скажи, что, мол, будем мы, по его наказу, Ляпунова, Прокопья Петровича, разыскивать.

Ферапонт поклонился им и поспешно зашагал обратно.

Михайла никогда до тех пор Ляпунова не видал. К Болотникову он пришел, когда Ляпунов уже ушел от него и передался на сторону Шуйского. Как это случилось и отчего, он тогда не знал. Потом он слыхал, что Ляпунов Василья Иваныча не очень уважает и поддерживать его не хочет. Пока Скопин был жив, он на того сильно надеялся, а как Скопина убили, он об Василье Иваныче и слышать больше не хотел. Брат Прокопья Захар-Михайла сам слышал – подбивал москвичей свести Ваську с престола. Как Ляпунов о холопах помышляет, Михайла не знал. Посадских про то и спрашивать нечего было, ими к чему. Ладно и то, думал Михайла, что на ляхов Ляпунов поднялся, а уж про холопов сам он разузнает.

Степка дернул Михайлу за рукав.

– Чего ж стал, Михайла? Куда пойдем-то?

– А вот поищем, где Прокопий Петрович Ляпупов стоит.

– Думаешь, он нас до себя допустит? – покачал головой Степка. Чай, он боярин.

– Поглядим, – коротко сказал Михайла и зашагал в ту сторону, куда указывал Ферапонт. Впереди среди поля завиднелись палатки, а еще погодя и люди стали попадаться – ратники в тулупах, с саблями, а которые с пиками. Вот на коне кто-то выехал, в кольчуге, с саблей на боку, а за ним мужики толпой шли с топорами, с пилами, с лопатами. Поравнявшись с Михайлой, передний остановил коня и сказал:

– Ну, дальше некуда. Там уж московские слободы пойдут. От казаков и так далеко: Прокопий Петрович рад будет; и лес тут рядом, есть из чего сруб ставить.

Михайла обратился к одному из мужиков и спросил:

– Вы что, Ляпунову, что ли, Прокопию Петровичу, избу ставить собираетесь?

– А тебе на что? – ответил тот, отворачиваясь.

К Михайле подъехал конный.

– Тебе чего, прохожий человек?

– Да вот спросил я, не Ляпунову ль, моль, Прокопию Петровичу, избу ставить ладите?

– А ты знаешь его, что ли?

– Сам-то не знаю, а послан я до его из Москвы от гостиного сотника, Карпа Лукича, так мне б его повидать надобно.

– Прокопий Петрович в нашем стане стоит, в палатке, покуда мы ему избу не срубили. Поди туда вон палатки, там спросишь. Похочет допустить пустят.

Михайла махнул Степке, и они зашагали к видневшемуся впереди становищу.

– Это чего ж тот, на коне, сказывал: от казаков, мол, далеко, так Прокопию Петровичу по праву придется? Вместях же пришли ляхов гнать?

– Ты слушай боле, недовольно оборвал его Михайла. – Может, тот, дурень, сам не знает, чего мелет.

Степка недоверчиво покачал головой, но он видел, что Михайла не хочет говорить. Михайла насупился и шагал молча, Степка за ним. Вдруг впереди откуда-то высыпала толпа. Ругань, крики, топот. Сквозь этот шум слышалось что-то вроде птичьего гомона и гусиного гоготанья.

– Побежим-ка поближе, поглядим! – крикнул Степка и помчался на шум.

– Стой, Степка, куда! – звал его Михайла, ускоряя шаги. – Не наша справа, не мешайся!

– Я погляжу лишь, – отозвался на бегу Степка.

Михайла, сам удивленный и испуганный, побежал за ним, боясь, как бы Степка не впутался.

Теперь уж видно было, что схватились мужики и ратники с казаками. Казаков было много меньше, они ехали на лошадях и везли мешки с чем-то и связанных за ноги, перекинутых через седла живых гусей, уток, кур, петухов.

Ратники хватали за уздцы лошадей, казаки отбивались, мужики и посадские пытались вырвать у них мешки и живность. Из общей свалки слышались отдельные выкрики:

– Разбойники! Душегубы! Вновь награбили! Не приказывал же вам Прокопий Петрович! Вот погоди, вас…

– Отвяжись, гужееды рязанские! Не то кликнем своих да посечем вас всех! Идите к бису со своим Прокопьем! У нас свой начальник, Заруцкий, Иван Мартыныч.

– К дьяволу ляшского приспешника! Подавайте живность! Погодь, Прокопий Петрович разберет!

Один из казаков, сбросив с седла мешок в наседавшую на него толпу, вырвался и, подняв коня на дыбы, так погнал его, что ратник, державший под уздцы его лошадь, не устоял, вздернулся на воздух и, выпустив узду, тяжело шлепнулся на землю, а всадник ускакал к казачьему табору. Догнать его пешим и думать было нечего, но они еще больше раскричались и не отпускали казаков, повиснув по-двое, по-трое на их лошадях.

Со стана на шум и крики сбегались еще ратники. Наконец один из рязанцев, оглянувшись, крикнул:

– А вот и сам Прокопий Петрович идет. Как-то вы с им поговорите!

Михайла оглянулся. От лагеря подходил крупными шагами высокий широкоплечий воин в кольчуге и в шлеме. Еще издали он крикнул зычным голосом:

– Вы чего тут гомон подняли?

Навстречу ему выскочил один из ратников и что-то быстро нашептывал ему.