Холоп-ополченец. Часть II

Михайла скинул котомку, достал свиток и стал придумывать, куда бы его получше запрятать. Зимой в лыжи гонцы прилаживают. Пока он примерялся, ему все вспоминался Гаврилыч. Нет, не такой он, как ране. Хорошо его Михайла знал. Поглядишь бывало на нег – сразу видно, что у него на уме. А ноне точно прячет чего, в глаза не глядит. Нет, хитрит он чего-то. Не останется у него Михайла.

Он засунул опять свиток в котомку, взвалил ее на спину и пошел из землянки. У самого выхода он наткнулся на Гаврилыча с котелком в руках.

– Ты куда зибрався, Мыхайла? – удивился Гаврилыч. – Чи нэ любо у мэнэ?

Михайла остановился, посмотрел прямо на Гаврилыча и сказал:

– Да вишь ты, Гаврилыч. Не хочу я с тобой душой кривить. То ты мне был что брат родной, а ноне, вижу я, не впору до тебя пришел. С чего то не ведаю, а только чую – не до меня тебе. Ровно я тебе вовсе чужой стал. Чего ж мне до тебя вязаться? Чай, я и сам себе коло речки землянку выкопать могу.

Гаврилыч поставил котелок в угол, подошел к Михайле, положил ему руки на плечи и сказал:

– Старый я дурень, Мыхайла, на можу и я так. Я тебе тож на один рик [Год – Прим. ред.] знаю. Чоловик ты ладный, хучь и не казак. И я тоби тот же час усе скажу. Сидай.

Михайла сел на земляную завалинку.

– Слухай, – начал Гаврилыч, – я тебе по ряду говорить буду. Мытрий Иваныч нас нэ зобижал. И наперед сулил уси наши вольности до нас закрепить. А как его тот князь Урусов забив, мы было до Жигимунта податься гадали.

Михайла весь вскинулся.

– Москали нас сильно зобижали. Ну, а от виры хрестьянской отступиться не можемо мы. А тут прислав до нас Ляпунов грамоту. И в той грамоти писав вин, щоб быть нам с им в совити и встать за хрестьянскую виру та итти до Москвы. И усему казачеству, и з Волги, и з Сичи, и з Заполья буде жалованье, и порох, и свинец. И уси боярски люди и крипаки [Крепостные – Прим. ред.] шли б, и усим и воля и жалованье буде.

– И холопам, стало быть? – переспросил Михайла с волненьем.

Гаврилыч кивнул.

– Усим, – подтвердил он.

Михайла с облегчением перевел дух. Зря, стало быть, он Ляпунову не вовсе поверил.

– Ну? – спросил он. – Все, стало быть, ладно.

Гаврилыч покачал головой.

– Так и наши атаманы гадалы. А як прийшлы, бачимо – не то. Порох-то далы. А бильш ничого. Хочь голодом помирать. Ни грошей, ни хлиба, ни сала, ни горилки. А чуть добудемо, он – «воры де казаки, без грабежу не могуть», – и отнять велит. Чи то по-божьи?

Гаврилыч с укором посмотрел на Михайлу, и тот вспомнил, как у казаков отобрали все, что они привезли.

– Может, взять негде, – нерешительно проговорил Михайла. – Сказывал он – казны нет.

– А москалим хватае, – быстро возразил Гаврилыч. – И атаман наш, Иван Мартыныч Заруцкий, ничого зробить не може. Усе Ляпунов та й Ляпунов. Та й ще воевода вин, а як царем буде, вси наши вольности забере. Нэ согласны мы на то. Мы Мытрия Иваныча царем хотили.

– Так ведь убили его, – робко возразил Михайла.

– Вбили, татарва проклята! – с досадой буркнул Гаврилыч. Та Мытрий Иваныч на един був. Сын у его остался.

«Воренок!» – вспомнил Михайла.

– Немае Мытрия, так мы сына его царем зробим.

– Так малой же он, – сказал Михайла. Что ж то за царь?

– Матка ж у його е. Та и Иван Мартыныч наш, – не задумываясь, сказал Гаврилыч. – Вин нас в обиду не дасть. А Ляпунов ту дытыну извести помышлял.

– Дитя малое! Не может того статься, – неуверенно проговорил Михайла.

– Так и мы гадали. А зараз вирно узнали.

Михайла вспомнил, что говорил Ляпунов, и у него мелькнула догадка: уж не Степка ли у палатки подслушал Ляпунова и рассказал казакам?

– Не по-божьи он з нами, Ляпунов той, – пробормотал еще Гаврилыч, не глядя на Михайлу.

– Так, может, и нет того, – сказал Михайла. – Как то может статься, чтоб на дитя малое умыслил? Чай, он не еретик какой. Кто вам про то сказывал?

– Та вирный чоловик.

Михайла встал, подошел к Гаврилычу и спросил в упор:

– А може – Степка? Так путаник он, и соврет – не дорого возьмет.

– Який Степка, – недовольно пробормотал Гаврилыч. – Казав я тоби, не бачив я твоего Степки.

Михайла не настаивал. Кто его знает? Дурной парень. На свою голову связался он с ним.

– Эх, Михайла, – проговорил Гаврилыч. – Вот поживи з нами. Сам побачишь, чи по правде той Ляпунов з нами поступае, чи ни.

И Гаврилыч стал рассказывать Михайле, как несправедлив Ляпунов к казакам и как им здесь плохо. Не то что в Тушине или Калуге и даже в Серпухове, куда они перебрались из Калуги, когда Ляпунов стал их звать на Москву. Как ляхи набегут, первым делом казаков кличут, а как жратву привезут, казаки и не подходи, – прогонят.

– Может и так. Первый раз я его видал, – сказал Михайла, вставая. – Я теперь похожу, поищу Степку, а потом зайду к Ляпунову, коней заберу. Куда их только провести?

Михайла развязал котомку, достал оттуда пирог и сунул за пазуху.

– А может поедим сперва, – сказал Гаврилыч. Но Михайла покачал головой и решительно пошел к выходу.

Гаврилыч подробно объяснил Михайле, как ему потом найти его землянку и куда отвести лошадей.

III