Холод и яд

На дворе стояла середина ноября – самая благодатная пора в десятом классе: про ОГЭ уже не говорят, про ЕГЭ ещё даже не думают. Сухая трава на пустыре, придавленная кусками позавчерашнего талого и чуть почерневшего снега, достигала середины молоденьких тонких саженцев, чудом выживших в аномально морозную зиму. В этом году осень выдалась на редкость тёплой. Мощный снегопад обещали только на третьей неделе ноября. Впрочем, зябкий, почти зимний ветер всё равно кружил в воздухе, больно хлестая по щёкам.

Артём поморщился, поднял повыше воротник куртки и нырнул в заброшенное пятиэтажное здание в промзоне. Откровенно жуткое место, где его однажды чуть не разодрала бродячая собака. Сюда парни приходили за самыми острыми эмоциями, чтобы в полумраке пустых этажей понять, как, на самом деле, замечательна их жизнь. Артём легко поднялся по облезшим бетонным ступеням на первый этаж и громко позвал:

– Шаховской! Ты тут?!

Ответом ему стало гулкое эхо. Артём качнул головой и рассерженно цокнул. Вообще-то, они с Филом договорились не карабкаться выше третьего этажа: конструкции там были неустойчивые, да и, по слухам, там гнездились люди низшего общества, с которыми парням, пусть даже и тренированным, сложно было бы совладать. Но видимо, всё было настолько отвратно, что Фил полез выше. Либо из своих дурацких принципов игнорировал зов Артёма. «И если это так, то, клянусь, это будет третий несчастный случай на этой заброшке!» – думал так скорее для того, чтобы перестать тревожиться за вспыльчивого друга.

В том, что Фил здесь, отчего-то сомнений не было. Артём преодолевал этаж за этажом, каждый раз содрогаясь от огромной площади. Взгляд выхватывал нецензурные яркие граффити, шприцы, жестяные банки энергетиков и осколки бутылок спиртного. Из-под подошвы кед разлетались в разные стороны мелкие серые кусочки.

– Твою мать, Шаховской, если ты решил так поприкалываться, то я тебе клянусь, что это последнее, что ты сделаешь в своей жизни! – преисполненный негодования, Артём поднялся на последний этаж.

Выше только крыши.

– А-артас, – раздался усталый голос из-за спины. – А я думал, ты не придёшь.

Артём обернулся. Ярость отхлынула, оставляя лишь холодное осуждение. Фил сидел между просторных выбитых окон припорошённый серой пылью крошащейся стены. В руках его колебалась стеклянная бутылка янтарно-коричневой жидкости. Артём в этом не разбирался, но по одному запаху понял, что это алкоголь. Притом, очевидно, очень дорогой коньяк или виски. И, похоже, совершенно не предназначавшийся Филу.

Артём, засунув руки в карманы школьных брюк, медленно, осторожно, слушая перехруст камешков и осколков под подошвами, угрожающе навис над Филом. Он истолковал этот жест по-своему и дружески протянул бутылку:

– Будешь?

Артём, поморщившись, мотнул головой, но бутылку всё-таки выхватил из тёплых влажных пальцев друга. Всмотрелся: стекло бутылки было заляпано жирными разводами от пальцев, этикетка наполовину содрана, а особого желания разбираться, что на ней было написано, не было.

– Что это? – тряхнул Артём остатками.

– Понятия не имею, – фыркнул Фил, доставая из рюкзака сигареты и зажигалку. – Что у бати открытым стояло в баре, то и стырил. Ему какие-то друзья-партнёры подарили. Обойдётся. Нефиг было…

Фил вздохнул, взъерошивая волосы и легонько стукаясь макушкой о бетонную стену. Серая крошка посыпалась на него. Артём проследил за трещиной на потолке и поморщился: надо было уходить отсюда, а то ещё рухнет эта громада на их бедовые головы.

– Та-ак. Ну и со скольки ты тут?

Фил пожал плечами, сменив алкоголь на сигарету. Пальцы его слушались отчего-то плохо, соскальзывали с зажигалки. Артём, предусмотрительно отставив бутылку в сторону, присел рядом с другом на корточки.

– Ита-ак…

– Меня назвали ничтожеством, – Фил выпустил в воздух кольцо дыма и долго смотрел, как оно тает. – Сказали, что такой сын, как я, никому не сдался, и что из Ритки вышел бы лучший сын, чем из меня.

Артём болезненно поморщился. Тема двоюродной сестры всегда была для Фила особенно острой, потому как Рита Шаховская была умница, красавица, спортсменка, комсомолка, зожница и олимпиадница. На её фоне даже такая умная, серьёзная и ответственная девчонка, не лишённая зазнайства, как Варя Ветрова, становилась закомплексованной серой мышкой. Что уж говорить о Филе, которого с ней сравнивали сто раз на дню?

– Что опять случилось? Из-за драки позавчерашней? Из-за возни в столовке? Из-за беготни от ППС?..

Артём припоминал все их крупные грешки за последний месяц, но Фил на каждый отрицательно мотал головой, кривя губы в болезненной усмешке всё сильнее и сильнее. Когда у Артёма кончились идеи, Фил выпустил в воздух мощную струю дыма и хрипло рассмеялся:

– Просто я родился Филом. Просто меня не воспитали. А я виноват, – закусив щёку, задумчиво потёр шрам на ладони, мотнул головой. – Честно, Артемон, я даже сделать ничего не успел. Просто Нинка, чтоб её! Как у малолетки какого-то, мать в школу вызвала. Дрянь.

– Фил.