– А он тебя просто так защищал, как ненавистного одноклассника, что ли? – рыкнул Иванов, снова хлопнув ручкой по столу. – Пиши! Не знаешь, так придумай.
Светлаков покачал головой:
– Сочиняй, вас же в школе учат писать сочинения? Вот и пиши, Тёма. И, быть может, мы найдём того злодея, кто решил так над тобой подшутить. И в твоём пакетике обнаружится не наркотик, а скажем…
– Мука, – резво отозвался Иванов.
– Ну да, мука. Представляешь, одноклассник решил приколоться. Может, этот же Шаховской. Или кто-то менее тебе приятный.
– А сообщения? – глухо отозвался Артём, сверля взглядом букву «я» на безобразно белом листе.
– Так сбой системы, Артём. Отдел новый – техника старая. Разбойники всё переломали, будь они не ладны. Не бойся. Мы работаем красиво. Ты, главное, напиши. Это ведь твой единственный путь на волю, – Светлаков небрежно швырнул на стол наручники, вновь создавая иллюзию выбора.
Быть физическим пленником и мучиться в тёмной сырой камере от головной боли и бессильного гнева. Или быть пленником своей совести, потерять друзей и собственное достоинство.
Из двух зол всегда выбирают меньшее.
Артём взял ручку и медленно, со скрипом заелозил наконечником по чистому листу.
Твёрдой рукой вывел буквы:
Артём шлёпнул ручкой по листу и медленно, с шелестом, развернул его к Иванову, равнодушно вглядываясь в глаза Светлакова. Внутри ничто больше не дрожало и не колебалось. Иванов подтянул к себе бумагу. Оперативники склонились над текстом Артёма. У Светлакова дёрнулась бровь, взгляд помрачнел. Лист с хрустом сжался в кулаке Иванова.
Парадокс: Артём отчётливо видел в устремлённых на него взглядах угрозу, но был абсолютно равнодушен. Он расправил плечи и гордо поднял голову, готовый принять удар.
– Я не понял, – Светлаков нервно хохотнул, – ты решил, что мы будем с тобой играть в бирюльки?
Артём коротко мотнул головой:
– Я серьёзно. Я не буду ничего писать.
Иванов поднялся, угрожающей скалой нависнув над Артёмом, и его ручищи сжали воротник рубашки.
– Ты брыкаться ещё вздумал?
– Я. Не. Буду. Ничего. Писать! – судорожно всхрипнул Артём, исподлобья сверля полицейских взглядом.
Иванов с силой дёрнул его. Показалось, будто из него попытались вытрясти душу. С грохотом упал стул. Встряхнув Артёма до тупого выстрела в затылке, Иванов бросил его на пол. Перед глазами заплясали звёзды.
Старлей грохнулся за стол. А Светлаков склонился над Артёмом, и его пальцы вновь впились в шею:
– Мы давали тебе шанс по-хорошему. Раз уж ты не согласен – будем по-плохому, – сильным толчком Светлаков опрокинул голову Артёма.
В глазах потемнело. На запястьях неуловимо защёлкнулись наручники.
– Обычно… Обычно! Мы не даём вторых шансов, гражданин Родионов, – бросил Светлаков. – Но тебе дадим. Бог любит троицу. Может, на третий раз дойдёт, какой выбор верный.
Зажмурившись, Артём отрицательно мотнул головой. Осторожно коснулся лба, висков, носа. Медленно разлепил веки. На жёлтом линолеуме некрасиво блестели капли крови. Артём большим пальцем коснулся носа, облизал губы. Солоноватый привкус растёкся во рту. Подушечки пальцев окрасились багровым. «Вкусил взрослой жизни, блин!» – почему-то вдруг захотелось смеяться. Смеяться, душа эту тупую боль, прошившую его насквозь полностью. Смеяться просто так. А ещё здорово было бы ударить кого-нибудь или что-нибудь, чтобы выпустить намертво скованные эмоции.
Артём продолжал сидеть на полу, утирая под носом кровь и тяжело дыша. Светлаков (Артём понял это по характерному щёлканью каблуков) подошёл к столу, набрал что-то на телефоне. Тишину разрезал его жёсткий деловой голос:
– Дежурного ко мне.
Трубка грохнула. Иванов поднял Артёма за плечи и посадил обратно, с удовольствием вдавив в сидение. Артём ссутулился и исподлобья зыркнул на Светлакова, коршуном нависшего над ним.
– А если и на третий раз до тебя не дойдёт. Вдруг, – капитан многозначительно повёл бровью. – То будь готов, что и до нас не дойдёт. Мы не станем заботиться о том, чтобы при переправке тебя в СИЗО в хате тебе вдруг не попался убийца наркодилеров, из-за которых умерла его любимая сестрёнка.
В дверь постучали. Скрипнул за спиной Артёма ключ в замке. Кому-то было приказано определить Артёма в пустую камеру предварительного заключения. Наручники на мгновение покинули запястья, а потом его руки с садистским удовольствием заломили назад. Наручники снова щёлкнули. Вывернутые локти заныли, заставляя шипеть от боли через плотно сомкнутые зубы.
Его буквально втолкнули в руки стажёра, сопроводив словами:
– Это для предосторожности. Больно бойкий парнишка.