Хольмганг

– Проклятие! Только не это! – крикнул Ваги Острослов, когда судьи бросились на помощь травмированному щитоносцу, на ходу крича, что поединщики имеют право на новый перерыв.

Перерыв отводился на время, необходимое чтобы привести помощника в годное для поединка состояние. Но все уже видели, что с таким тяжёлым переломом Гарви по крайней мере месяц никудышный боец.

Плечи Ваги Острослова опустились. Он очень грубо снял с руки единственного друга щит, и, не сказав ни слова поддержки, повесил на спину. Сражаясь один на один, Ваги всегда держал копьё двумя руками.

Флоси Среброголосый намеревался сражаться в той же манере, что и раньше. Щит он держал в левой руке, а плащ по-прежнему скрывал от вражьего взора ноги, согнутую в локте правую руку и первую половину покачивающегося на ней копья.

– Тебе конец, Ваги Острослов! – крикнул кто-то с драккаров, сложив руки возле рта. – Сам великий Один помогает нашему любимому скальду!

– Молчи, потомок блохастых крыс! Этот сын коровы упал нарочно! Он просто струсил! – ответил крикуну Ваги.

Гарви Немой попытался что-то сказать в своё оправдание, но стоило ему встать, как боль в ноге заставила его чуть не потерять сознание. Судья, оказывающий помощь, укоризненно покачал головой.

– Не обманывай себя! Гарви туп как пень, и слова его подобны мычанию коровы, но твой друг честный человек! – крикнули с другого корабля.

– Я знаю этого урода больше вас! Я знаю, когда он делает что-то нарочно, а когда нет! – ответил Ваги так же громко, но не так уверенно.

– Нет! Это вмешался конунг Асгарда! Тебе конец, Ваги! – послышалось с разных сторон.

Похожие крики наполнили воздух звуком, похожим на грохот водопада. Казалось, что перекричать его невозможно. Но у Ваги Острослова это получилось.

– Молчите вы, ублюдки! Сволочи! Трусы!.. Жалкие трусы!.. Хуже чем просто трусы!.. Нитинг – это трус среди трусов! А вы именно нитинги! Нитинги и больше никто!

Тем временем на драккарах племени аугов вспомнили, что в перебранку вступил их соплеменник. И тогда в поддержку оскорблениям Ваги Острослова послышались грубые слова в сторону тех, кто считал, что Чёрный брат говорит неправду. И вот уже отдельные драккары приготовились к морскому бою.

Хольмганг между восемью воинами вполне мог перерасти в драку между теми, кто приплыл их поддержать, если бы боги в очередной раз не напомнили о своём присутствии.

Небесный гром заглушил все слова, и головы викингов повернулись в сторону тучи, которой они до того не замечали. Никто не произнёс ни звука, пока туча не подплыла к Гордому Острову и не накрыла его широкой тенью. И лишь тогда, когда поединщикам снова стал виден свет, Ваги Острослов, вопреки суеверному ужасу, охватившему душу, попытался первым нарушить молчание. Но час беспрерывных разговоров на холодном воздухе сделал своё дело. Вместо острых слов с губ Острослова сорвались лишь бессильные хрипы.

Теперь даже ауги не сомневались в том, что против их соплеменника сегодня само небо. Только Флоси Среброголосого и Гуннара Поединщика никак не затронуло знамение асов. Гуннар Поединщик так погрузился в подготовку к своему поединку, что не заметил бы появление Одина в полном доспехе на восьминогом коне, а Флоси Среброголосый всё это время говорил в ухо молодому русу с хорошей памятью всё, что придумал к новой саге о Гордом Острове. И избавившись от этого бремени, скальд обрёл небывалую уверенность. Когда прозвучал очередной сигнал судьи, он вступил на тьеснур не сражаться, а побеждать.

Ваги Острослов обречённо поднял копьё, но увидев довольную улыбку скальда, забыл все знамения. Звериная ненависть вспыхнула на его вечно загорелом лице, и в чёрных глазах сверкнула жажда крови. Чёрный брат не собирался сдаваться.

– Сдавайся – не сдавайся, делу не поможет. Никто, как в злые времена, на тьеснур серебро не бросит. И не спасёт от смерти сна!

Этими строками Флоси напоминал Ваги о временах, когда викинги пытались смягчить жестокие законы хольмганга и, например, разрешили прерывать поединки уплатой хольмслаунса в любой момент. Эти времена ушли в прошлое, и хотя от уплаты хольмслаунса в случае проигрыша Ваги никто не освобождал, но проиграть, не потеряв жизнь, он мог, только нарвавшись на не смертельную рану. А Флоси, вспомнив сразу все оскорбления, какие сегодня Ваги раздавал, не скупясь, не собирался давать ему такой возможности.

– Напрасно смотришь в угол братьев, нет, не достигнешь ты его! Тот, чьих ногтей ты, трус, не стоишь, хохочет как назло!

Флоси в перерывах между строками действительно хохотал. Предчувствуя смерть противника, он делал то же, что и предшественник из племени датов, но только его смех был другим. Это был не безумный хохот берсеркера, а момент хладнокровного триумфа оскорблённого поэта.

– Так с ним сказитель говорил, а бедный Ваги, весь дрожа, скользил по краю скользкой бездны, как кровь по обуху ножа!

Сейчас Ваги был действительно обречён. Кровь, стекая по обуху ножа, очень скоро падает на землю – смерть Острослова была неминуема.

А ведь когда поединок возобновился, казалось, что победа Флоси под вопросом.