Хольмганг

Олаф знал: в момент, когда боец этой школы наносит укол, его правая рука, выпрямляясь в локте, без усилий толкает копьё вперёд и только в самый последний момент сжимает древко изо всех сил. Разворачиваясь на носке и поворачиваясь корпусом к противнику, воин усиливает удар. Наклоняя вперёд торс, добавляет вес собственного тела. Делая шаг и досылая копьё в цель второй рукой, упёршейся в тупой конец древка, увеличивает расстояние, на каком может поразить противника. Всё, за исключением отдыхающих в перерыве между схватками мышц кисти и предплечья, как в остальных школах копейного боя. Вот только из этой необычной стойки угадать, куда именно будет направлен смертоносный укол, врагу стократ тяжелей.

В ситуации с Флоси Среброголосым положение противника малоизвестной школы усугублялось тем, что для маскировки движений ног и атакующей руки бродячий скальд активно использовал плащ. Сейчас он легонько прижимал его пальцами к копью так, что Ваги Острослову оставалось предугадывать уколы врага только по раскачивающемуся стальному языку. А ведь Флоси Среброголосый прекрасно умел не только колоть копьём, но и подбивать ноги, и подрезать плоть, и оглушать противника круговым ударом по черепу.

Ваги достаточно было отбить один удар Флоси из новой стойки, чтобы понять, что следующий его убьёт. Помощник бродячего скальда теснил Гарви Немого всё дальше от своего поединщика, и вместе с ним уходила надежда отдохнуть за щитом.

Отдых. Вот что могло бы спасти Ваги. И у Чёрного брата, хоть он в приступе бравады и сменил без нужды первый щит на второй, оставалось право ещё на четыре перерыва в сорок вдохов и сорок выдохов. Но от нахлынувшего страха Острослов не помнил, какой по счёту щит в его руке и сколько перерывов в запасе, поэтому просто побежал.

Вряд ли можно было назвать бегом этот быстрый шаг измотанного боем «в гору» бойца. Никто не сомневался, что Флоси без труда догонит Ваги и наденет его сердце на копьё. Но Олаф-рус, хотя уже имел возможность сегодня убедиться в правоте одного мудреца, заметившего, что тот проиграл, кто первым впустил страх в своё сердце, не спешил считать Ваги мёртвым. За эту схватку он один раз уже ошибся с предсказанием и потому не торопился с приговором.

И… правильно сделал.

Флоси Среброголосый не спешил преследовать противника. Даже больше: он его совсем не преследовал. Он остановился, внимательно посмотрел на тяжело бегущего Ваги и вдруг преобразился. Для состояния, в какое перешёл бродячий скальд, Олаф-рус не мог подобрать слов ни в родном языке, ни в тех, которые знал. Но одно молодой потомок волхвов понял точно: для Флоси сейчас не существовало ни Ваги Острослова, ни Гарви Немого, ни Гордого Острова. На несколько мгновений скальд словно перенёсся душой в неведомые дали. В миры, куда есть доступ только сказителям.

– Как пятки… сверкали пятки, – бормотал Флоси, опустив копьё, – сверкали пятки как.

Великий скальд задумался. А затем лицо его словно осветилось изнутри.

– И пятки нитинга сверкали, как меч сверкает при луне! Но если блеск меча почётен, то блеск второй – позор навеки! А нитинг всё бежал к хослуру! Бежал, как в страшном жутком сне! Тем потеряв быть право воином и право зваться человеком!

– Как ты посмел назвать его нитингом?! Мой брат ещё не истратил свои щиты и имеет право вступить на хослур, оставшись достойным воином! И даже вступив третий раз в хослур, он стал бы не нитингом, трусом навечно, а всего лишь трижды трусом! Трусом, который может выкупить репутацию честного викинга в трёх больших сражениях! – крикнул в возмущении Торальф Ловкий, а Ваги Острослов, остановившись в нескольких шагах от своего угла, восстанавливал дыхание и дивился поведению противника.

– Да, именно так! Именно так и никак иначе! – в каком-то странном возбуждении крикнул Флоси, не обращая ни на кого внимания, а затем добавил: – Последний перерыв! Использую право на последний перерыв! Молот Тора вам на голову! Где этот молодой рус?

Те викинги, что мало имели дело со скальдами, не могли поверить своим глазам. Флоси Среброголосый упустил, быть может, единственный шанс на победу. Да ещё вдобавок использовал последний перерыв тогда, когда в этом не нуждался.

Точнее, не нуждался, если, смотреть на его положение глазами людей, не имеющих дара сказителя. Для самого Флоси перерыв был жизненно необходим. Он так боялся забыть удачные строки, что добежал до молодого руса прыжками.