Хольмганг

Бродячий скальд выждал момент и, используя копьё как шест, одним прыжком перемахнул через своего щитоносца. Ваги Острослов в этот момент тоже прыгал. Ноги Флоси врезались ему в грудь, и копьё, занесённое для удара, вылетело из руки. Откатившись шагов на пятнадцать, Ваги сумел быстро нащупать древко Змеи Горя и подняться на ноги, но было уже поздно. Он остался с противником один на один. Молодой щитоносец теснил Гарви Немого к краю тьеснура.

Не будь на его глазах повязки гнева, Ваги Острослов с его опытом копьеносца никогда бы не позволил Флоси Среброголосому совершить такой манёвр. А теперь он стоял лицом к лицу с человеком, которого, несомненно, одолел бы, не истрать все силы на бесполезные атаки.

Олаф-рус прожил не так много лет, но уже понял, что без великой нужды нельзя атаковать того, кто на вершине. Надо вначале самому стать выше всех.

А Ваги Острослов прекрасно понимал – теперь его шансы на благополучный исход схватки невелики. Он сражался с Флоси почти час – время обычное для викингов и немыслимое для, например, изнеженных воинов Империи, но все силы у него ушли на последние бесплодные атаки. Его дыхание было тяжёлым, ноги с трудом волочили тело, а руки едва держали копьё.

Но умирать без боя Чёрный брат не собирался. Он взялся за древко обеими ладонями и, выставив левую ногу, приготовился к защите. А Флоси приготовился атаковать. Он выставил вперёд правую ногу и принял необычную для малоопытных копьеносцев позу.

Олаф-рус знал эту стойку.

От соплеменников, которым повезло служить в варяжской страже Империи или букеллариях достойных купцов и великих полководцев, он в своё время узнал странное слово «школа». По их словам, так жители Империи называли дома, где взрослые люди калечили мальчиков, обучая их всевозможным бесполезным для мужчины вещам, пока в стране фиордов сверстники этих мальчишек безо всяких школ под руководством старых викингов познавали единственную необходимую в жизни вещь: умение убивать, самому не оказавшись убитым.

Впервые узнав о школах, Олаф долго дивился жестокости имперцев, так ненавидящих собственных детей. Но потом привычка размышлять и делать собственные выводы взяла верх. И юный рус пришёл к заключению, что его соплеменники, вернувшиеся из Миклагара, или что-то не договаривают, или чего-то не понимают.

«Даже самые лютые звери лишь в голодный год ненавидят родных детёнышей, а что уж тут говорить о таких странных людях, как жители Империи, – рассуждал он. – А значит, скорее всего, знания, какие дают в этих школах, бесполезны, только если смотреть на них глазами викингов».

Олафу-русу тяжело было представить, что в Срединном Мире есть страны, где можно устроить достойную жизнь, не умея хорошо сражаться, поэтому дальнейшие рассуждения о природе школ он отложил на то время, когда, обеспечив достойную репутацию в набегах на прибрежные города и сёла, сам поступит на службу Империи. Но в том, что школа, если имперцы так стремятся отдать туда детей, это весьма полезная вещь, хоть польза эта и ускользнула от глаз наёмников-викингов, он не сомневался.

У слова «школа» оказалось несколько значений. И если основную суть первого не смог уловить ни Олаф, ни его соплеменники, то смысл второго был понятен сразу.

Олаф ещё мальчиком понял, что люди дерутся по-разному. Определённая стойка диктовала определённые приёмы, приёмы определяли тактику, а тактика – манеру и момент исполнения приёмов. Вернувшиеся со службы в Империи называли все эти вещи вместе «такой-то школой». И пользуясь свежим словом, Олаф мог сказать про себя, что в совершенстве освоил школу боя мечом, какой владели родные дяди, но не до конца познал ту, которой придерживался отец.

Что касается умения биться копьём. Хотя Олаф-рус и считал себя в первую очередь меченосцем, но пару школ боя древковым оружием он в былое время освоил. Однако ту, которой владел Флоси Среброголосый, знал, как любили говорить те же возвращенцы из стольного града, «только теоретически».

Бродячий скальд стоял, повернувшись правым боком к противнику. Его копьё лежало на плече руки, немного поднятой вверх и согнутой в локте. Основную тяжесть оружия принимало на себя плечо, и потому Флоси не сжимал кисть в кулак, а только тремя пальцами держал копьё на весу. Так школа, которой он сейчас придерживался, давала возможность в перерыве между стычками отдохнуть мышцам, отвечающим за надёжный хват.