В течение долгого времени казаки считали своим союзником «Литву» во главе с крупнейшими литовскими магнатами, представителями биржанской ветви Радзивиллов — гетманом и виленским воеводой Кшиштофом Радзивиллом, а затем его сыном Янушем. Такие представления разделяли в начале восстания также гетман и его окружение. Свидетельством может служить «лист» Хмельницкого от 17 июля 1648 г., в котором, вспоминая о старом расположении казаков к литовским панам и их военном братстве в общих походах, гетман разъяснял казакам, что война, которую они начали против своих неприятелей — польских панов, не касается панов литовских, и запрещал разорять их владения под страхом «кары войсковой» [18. № 18. С. 58]. Однако таким представлениям был нанесен сильный удар, когда осенью 1648 г. казацкое движение захватило юго-восточные поветы Великого княжества Литовского, и литовское войско во главе с Янушем Радзивиллом с большой жестокостью расправилось с казаками [20. S. 70–72].
С большим раздражением об этих расправах Хмельницкий говорил комиссарам на переяславских переговорах [6. Т. II. № 47. С. 107]. Сохранилось и письмо, которое в этой связи запорожский гетман отправил гетману литовскому [18. № 44. С. 96]. В письме, наряду с выражением возмущения по поводу жестоких расправ с «невинными людьми», гетман напоминал о давней дружбе, связывавшей семью Радзивиллов с Запорожским войском. Однако отношение гетмана и казацкой старшины к литовскому некоронованному «королю» определяли другие высказывания того же письма: «Ваша милость и другие паны, как перед тем покойного пана нашего не слушали, так и теперь снова против королевской воли изволите начинать и на нас наступать, то, взяв Бога в помощь, защищаться будем и королю дадим знать». В течение долгого времени казачество считало биржанских Радзивиллов главными союзниками короля Владислава в его борьбе с непокорными магнатами, а теперь гетман относит Януша Радзивилла именно к числу тех магнатов, которые «не слушали» покойного короля и не желали подчиняться его воле. Хмельницкий не хотел разрывать контактов с главой «Литвы» и подчеркнуто оказывал особые почести его посланцам, стремясь не допустить вступления Великого княжества Литовского в войну с казаками, но надежд на то, что «Литва» вместе с казачеством будет участвовать в изменении традиционного строя Речи Посполитой, в ставке гетмана больше быть не могло. Еще в мае 1649 г. торговые люди из Могилева рассказывали севским воеводам, что «литовский, де, гетман Радивил писал к гетману Хмельницкому, что он литовскими поветы с ними, з белорусцы, битца не хочет, так же как отец его, Радивилов, против их белорусцев не бивался» [14. 1649 г. № 1. Л. 148]. Однако, когда летом 1649 г. литовское войско во главе с Янушем Радзивиллом приняло активное участие в войне, разбив казацкий корпус во главе с киевским полковником С. Кричевским [20. S. 75–78], был положен конец и этой последней иллюзии.
В условиях, когда ход событий давал все новые доказательства того, что в Речи Посполитой нет сил, готовых сотрудничать с казачеством, надежды на переворот, после которого Речь Посполитая стала бы государством, в котором главная роль принадлежала бы “русскому народу”, становились все более нереальными. Все это заставляло задумываться о перспективах существования Запорожского войска и как военного объединения казаков, и как особой политической организации, созданной на землях Украины после победы восстания.
Если у части украинского общества надежды на возможность переворота в Речи Посполитой сохранялись, как мы видели, вплоть до лета 1649 г., то гетман и его окружение избавились от этих иллюзий значительно ранее. Явное разочарование новым монархом сквозит в известных словах Хмельницкого на переяславских переговорах: “А не захочет король вольным королем быть — это его дело” [6. Т. II. № 47. С. 108].