Вместе с тем в тексте речи обнаруживаются и два других очень важных положения. Происшедшее есть результат действия божественного промысла, побудившего и царя, и Запорожское Войско «воздвигнута род християнский и свою землю ‹…› яко ж во времена благоверного царя Владимира и прочих его наследников бысть, тако и ныне ‹…› соединити»[66]. В этом кратком тексте можно обнаружить соединение двух важных мыслей. Во-первых, значение происшедшего состоит в том, что ранее разделенные политическими границами восточные славяне объединились под властью одного правителя, как это было во времена Владимира Киевского и его наследников, т. е. произошло их «воссоединение». Таким образом, представление о том, что решения, принятые в Москве и Переяславе, означали «воссоединение» восточных славян, было четко и определенно сформулировано в то самое время, когда эти события происходили.
Гетман Иван Барабаш, черкасский полковник, наказной гетман украинский казаков, участник посольств к королю Польши.
Убит в 1648 году
Вторая мысль заключается в том, что, действуя таким образом, божественный промысел «воздвигнул» Русскую землю. Какое содержание вкладывалось в эту формулу, в речи не поясняется. Как увидим далее, другие высказывания современников позволяют раскрыть значение этого оборота.
Второе важное положение состоит в определении характера отношений между царем Алексеем Михайловичем и украинским обществом. Алексей Михайлович желает, «орла носяй печать, яко орел покрыта гнездо свое и на птенцы своя вожделе, град Киев с протчими грады, царского орла некогда гнездо суще ‹…› милостью своей государской покрыти»[67]. Царь сравнивается здесь с орлом, который возвращается в Киев — свое старое гнездо, чтобы покрыть своими крыльями это гнездо и находящихся в нем своих птенцов. Тем самым «воссоединение» восточных славян в одном государстве означало их объединение под властью своих «природных» государей, которые некогда правили Русской землей из ее столицы — Киева. Сравнение царя с «орлом», а его новых подданных с «птенцами» подчеркивало кровную связь между ними и правителем, их принадлежность к одному народу. Эта цельная и последовательная точка зрения воспроизводила основные положения сложившейся много раньше программы «собирания» всех восточнославянских земель вокруг Москвы.
Как же оценивали значение происшедшего украинские участники Переяславской рады? В этом отношении представляют большой интерес высказывания Богдана Хмельницкого и писаря Ивана Выговского на встрече с послом, зафиксированные в статейном списке его посольства. Гетман и писарь выражали свое удовлетворение тем, что «яко же древле при великом князе Владимире, так же и ныне сродник их ‹…› Алексей Михайлович всеа Русии самодержец призрил на свою государеву отчину Киев и на всю Малую Русь милостью своею. Яко орел покрывает гнездо свое, так и он, государь, изволит нас принять под свою царского величества высокую руку»[68]. Хотя эти высказывания были сделаны еще до того, как царский посол выступил со своей речью, между ней и высказываниями высших руководителей Запорожского войска обнаруживается ряд знаменательных совпадений.
Решения, принятые в Москве и Переяславе, означают объединение всех восточных славян в едином государстве, как некогда во времена Владимира. Алексей Михайлович — «сродник» (в данном случае — потомок) государей, некогда правивших в этом государстве, и теперь под его власть возвращается его «вотчина» — «Малая Россия» и ее столица — Киев. И даже сравнение царя с орлом, который покрывает крыльями гнездо со своими птенцами, присутствует в высказываниях гетмана и писаря. Образ орла, садящегося в свое гнездо и прикрывающего крыльями своих птенцов, был использован и в грамоте Богдана Хмельницкого Алексею Михайловичу от 17 февраля 1654 г.[69] Все это позволяет утверждать, что выработанный в Москве взгляд на значение происходивших событий был принят украинской стороной.
Особенно показательным следует считать официальное присоединение к такому взгляду на события тех представителей украинского духовенства, которые были противниками решений, принятых в Переяславе. В их числе первым следует назвать киевского митрополита Сильвестра Косова. Опасаясь возможной ликвидации автономии Киевской митрополии, ее включения в состав Московского патриархата, он вступил в тайные переговоры с польскими властями, заверяя их в своей верности[70].