Хайди

Госпожа Сеземан писала, что она и не подумает ехать из Гольштейна во Франкфурт специально из-за того, что Роттенмайер видит привидения. Дескать, в доме Сеземанов никогда не видели привидений, и, если теперь там завелось одно, Роттенмайер должна уметь найти с ним общий язык, а если нет, то пусть призовёт на помощь ночных сторожей.

Но фройляйн Роттенмайер была исполнена решимости больше не проводить свои дни в страхе, и она нашла выход. До сих пор она ничего не говорила детям о явлении призраков – из опасения, что дети в страхе больше не захотят оставаться одни ни днём ни ночью, а это могло иметь для неё неудобные последствия. Теперь же она направилась прямиком в учебную комнату, где сидели обе девочки, и приглушённым голосом рассказала о ночных визитах кого-то неизвестного.

Клара тотчас воскликнула, что больше ни на минуту не останется одна, что папа должен приехать домой, а фройляйн Роттенмайер должна перебраться ночевать в её комнату, а Хайди тоже нельзя больше оставаться одной, иначе привидение однажды заявится к ней и что-нибудь ей сделает; и пусть все они спят в одной комнате, а свет пусть горит всю ночь напролёт, и Тинетта должна ночевать поблизости, а Себастиан и Иоганн пусть идут вниз и спят в коридоре, чтобы они могли сразу же закричать и спугнуть привидение, как только оно ступит на лестницу, ведущую наверх.

Клара была очень взволнована, и от фройляйн Роттенмайер потребовались большие усилия, чтобы её немного успокоить. Она пообещала ей неотложно написать папе, поставить свою кровать в комнате Клары и больше никогда не оставлять её одну. Все они не могут спать в одной комнате, но если Адельхайд тоже боится, то Тинетте придётся устраиваться на ночлег рядом с ней.

Но Хайди боялась Тинетту больше, чем привидений, про которые ребёнок вообще ни разу не слыхал, и она тут же заявила, что не боится привидений и хочет оставаться в своей комнате одна. После этого фройляйн Роттенмайер устремилась к письменному столу и написала господину Сеземану, что таинственные явления в доме, которые повторяются каждую ночь, до того потрясли нежную конституцию его дочки, что можно опасаться худших последствий; мол, при таких условиях есть примеры внезапных эпилептических припадков, или «плясок святого Витта» [2], а его дочь подвержена всему, если это безобразие в доме не будет прекращено.

На сей раз письмо возымело действие. Через два дня господин Сеземан уже звонил в колокольчик так, что все сбежались на шум и переглядывались, не думая ни о чём другом, кроме как о том, что привидение на сей раз так обнаглело, что учиняет свои проделки, даже не дождавшись ночи. Себастиан очень осторожно выглянул через полуоткрытую ставню сверху. В этот момент звонок задёргали с такой силой, что поневоле заподозришь за этими рывками человеческую руку. Себастиан даже узнал эту руку, бегом пересёк комнату, кубарем скатился по лестнице, но внизу снова встал на ноги и распахнул дверь.

Господин Сеземан коротко поздоровался и без промедления поднялся наверх, в комнату своей дочери. Клара встретила папу громким криком радости, и, когда он увидел, что она нисколько не изменилась, лоб его, перед тем озабоченный, начал разглаживаться и разглаживался всё больше по мере того, как он слышал от неё, что у неё всё по-прежнему хорошо, и как она рада, что он приехал, и очень кстати, что по дому шастает привидение, потому что благодаря ему папа снова дома.

– И как продолжает вести себя привидение, фройляйн Роттенмайер? – спросил господин Сеземан, пряча улыбку в уголках губ.

– Нет, господин Сеземан, – строго ответила дама, – это не шутки. Я не сомневаюсь в том, что завтра господину Сеземану будет не до смеха, ибо то, что творится в доме, указывает на нечто ужасное, что здесь, должно быть, творилось в прежние времена и долго утаивалось.

– Так, об этом я ничего не знаю, – заметил господин Сеземан, – но вынужден просить вас не навлекать подозрение на моих достойных предков. А сейчас позовите мне в столовую Себастиана, я хочу поговорить с ним с глазу на глаз.

Господин Сеземан направился в столовую, и туда же пришёл Себастиан. Для господина Сеземана не было тайной, что Себастиан и фройляйн Роттенмайер не питают друг к другу особой симпатии; на этот счёт у него были свои соображения.

– Поди-ка сюда, парень, – поманил он вошедшего, – и скажи-ка мне честно: не сам ли ты разыгрывал привидение, чтобы немного развлечь фройляйн Роттенмайер, а?

– Нет, поверьте мне, милостивый государь не должен так думать: мне и самому не по себе от этого всего, – ответил Себастиан с несомненной искренностью.