Хайди

В доме Сеземанов с некоторых пор творилось что-то странное и жутковатое. Каждое утро, когда прислуга спускалась вниз, дверь дома стояла открытой настежь; но вокруг не было никого, кто мог быть как-то связан с этим явлением. В первые дни, когда с этим столкнулись, в испуге обыскали все комнаты и помещения, чтобы проверить, что похищено, поскольку сочли, что в доме укрылся грабитель, а ночью сбежал с награбленным; но никакой пропажи не обнаружили, все вещи в доме оставались на своих местах. Вечером дверь не только запирали на две задвижки, но и подпирали её деревянной балкой – не помогало: как бы рано утром ни спускалась прислуга в вестибюль, дверь уже стояла раскрытой, хотя всё вокруг ещё пребывало в глубоком сне, а окна и двери соседних домов были прочно закрыты ставнями. В конце концов Себастиан и Иоганн набрались храбрости и приготовились долго уговаривать даму Роттенмайер, чтобы позволила им провести ночь в комнате, примыкавшей к парадному залу, и посмотреть, что будет. Но уговаривать фройляйн Роттенмайер не пришлось: она собрала всё оружие господина Сеземана и вручила Себастиану для храбрости большую бутылку ликёра – на случай обороны.

В условленный вечер оба устроились в засаде и сразу начали подкрепляться, что сделало их поначалу очень разговорчивыми, а потом очень сонливыми, после чего оба откинулись на спинки своих стульев и смолкли. Когда старые башенные часы снаружи пробили полночь, Себастиан опомнился и стал окликать своего товарища, но разбудить того оказалось нелегко: он лишь перекладывал голову с одной стороны спинки стула на другую и продолжал крепко спать. Кругом царила полная тишина, с улицы тоже не доносилось ни звука. Себастиану уже не спалось, потому что в такой тишине ему было ещё страшнее, и он всё окликал Иоганна, время от времени слегка тряся его за плечо. Наконец, когда наверху пробило час, Иоганн проснулся и некоторое время соображал, почему он сидит на стуле, а не лежит в своей постели. Потом он вскочил и храбро крикнул:

– Ну, Себастиан, пойдём-ка посмотрим, что там творится. Не бойся, за мной!

Иоганн распахнул слегка притворённую дверь комнаты и вышел в вестибюль. В то же мгновение из открытой входной двери дома налетел резкий порыв ветра и погасил свечу, которую Иоганн держал в руке. Он метнулся назад, чуть не сбив с ног идущего за ним Себастиана, но успел подхватить его на лету, закрыл за собой дверь и в лихорадочной спешке повернул ключ на столько оборотов, сколько позволял замок. Потом дрожащими руками достал из кармана спички и снова зажёг свечу. Себастиан так и не понял, что же случилось, потому что за широкими плечами Иоганна не почувствовал сквозняка. Но теперь, взглянув на кучера при свете свечи, он издал крик ужаса, потому что Иоганн был бел как мел и дрожал как осиновый лист.

– Что, что стряслось? Что там было? – принялся выпытывать Себастиан.

– Дверь нараспашку, – прохрипел Иоганн, – а на лестнице белая фигура, понимаешь, Себастиан, взбежала вверх по лестнице, шмыг – и нету!

У Себастиана мурашки пробежали по спине. Тут оба сели, прижавшись друг к другу, и не шевелились, пока не забрезжило новое утро и улица не начала оживать. Тогда они вышли из комнаты, закрыли распахнутую наружную дверь и поднялись наверх, чтобы доложить фройляйн Роттенмайер о пережитом.

Дама уже была на ногах, поскольку ожидание новостей не давало ей спокойно спать. Теперь, услышав о том, что случилось, она тотчас села к столу и написала господину Сеземану такое письмо, каких ему ещё не доводилось получать. Он должен был без промедления вернуться домой, поскольку здесь творятся неслыханные вещи. Далее ему сообщалось о происшедшем, а также о том, что дверь дома стоит нараспашку каждое утро и что, таким образом, никто в доме больше не уверен в своей безопасности при такой двери, еженощно стоящей настежь, и что нельзя предугадать, какие тёмные последствия ещё повлечёт за собой это загадочное явление.

Господин Сеземан ответил немедленно, что не может так сразу всё бросить и приехать домой, что история с привидением его поражает, но он надеется, что она кратковременна; однако если за ближайшее время в доме не водворится покой, то пусть фройляйн Роттенмайер напишет письмо госпоже Сеземан и спросит, не будет ли та столь любезна, чтобы приехать во Франкфурт на подмогу: нет ни малейших сомнений, что его мать в кратчайшее время управится с привидениями и они после этого нескоро осмелятся вновь беспокоить его дом.

Фройляйн Роттенмайер осталась недовольна тоном этого письма: на её взгляд, хозяин не отнёсся к делу с должной серьёзностью. Она незамедлительно написала госпоже Сеземан, но и с этой стороны не последовало ничего удовлетворительного: ответ содержал несколько совершенно двусмысленных язвительных замечаний.