Хайди

– Не бойся, не бойся, – ласково приговаривал он, поднимаясь по ступеням, – будь спокойна, ничего плохого не случилось, не волнуйся.

Войдя в комнату Хайди, доктор поставил свой подсвечник на стол, поднял Хайди на руки, уложил в постель и заботливо укрыл одеялом. Потом сел в кресло у кровати и ждал, когда Хайди успокоится и перестанет дрожать всем телом. Потом он взял ребёнка за руку и мягко сказал:

– Ну вот, всё в порядке. Теперь скажи мне, куда ты хотела пойти?

– Я правда никуда не хотела пойти, – заверила Хайди. – И я совсем даже не спускалась вниз, я там внезапно оказалась.

– Так-так, может, тебе что-то приснилось ночью, знаешь, так, будто ты отчётливо что-то видишь и слышишь?

– Да, мне каждую ночь снится, и всегда одно и то же. И тогда я думаю, что я у дедушки, и мне слышится снаружи шум елей, и я думаю: как теперь звёзды сверкают на небе, и я быстро бегу и открываю дверь хижины, а там так красиво! Но, когда я просыпаюсь, я всё ещё во Франкфурте. – Хайди начала давиться комком, который поднимался у неё в горле, и всё силилась его проглотить.

– Хм, и у тебя ничего не болит, нигде? Может, голова или спина?

– О нет, только здесь всё время давит, как будто большой камень.

– Хм, это похоже на то, как будто ты что-то съела, а после тебе хочется выплюнуть это назад?

– Нет, не так, но очень тяжело, как бывает, когда сильно хочется заплакать.

– Так-так, а когда тебе хочется заплакать, ты плачешь вволю?

– О нет, мне нельзя, фройляйн Роттенмайер мне запретила.

– И тогда ты проглатываешь это внутрь, ко всему остальному, не так ли? Правильно! Ну, тебе ведь нравится во Франкфурте, нет?

– О да, – последовал тихий ответ; но звучал он так, что означал скорее обратное.

– Хм, а где ты жила со своим дедушкой?

– Всегда на альме, на горных лугах.

– Да, но ведь это не особенно весело, скорее скучновато, нет?

– О нет, это так красиво, так красиво… – Хайди не могла продолжать: воспоминание, пережитое волнение, долго сдерживаемые рыдания превзошли силы ребёнка; слёзы полились у неё из глаз, и громкие, частые всхлипывания сотрясали её худенькое тельце.

Доктор встал. Он ласково уложил голову девочки на подушку и сказал:

– Так, ещё немного поплачь, это не повредит, а потом спать. Завтра всё будет хорошо.

И он вышел из комнаты.

Вернувшись в сторожевую комнатку к заждавшемуся другу, он опустился на стул против него и объяснил:

– Сеземан, во-первых, твоя маленькая воспитанница страдает лунатизмом: она совершенно бессознательно каждую ночь открывала входную дверь, словно привидение, и вогнала в страх весь твой дом. Во-вторых, ребёнка снедает тоска по родине – так, что она сильно исхудала, а скоро и совсем превратится в скелет. Итак, требуется неотложная помощь! От первой беды и от далеко зашедшего нервного истощения есть только одно средство исцеления, а именно: чтобы ты немедленно вернул ребёнка в родной горный воздух. От второй беды тоже есть лишь одно лекарство, а именно: то же самое. Поэтому завтра же ребёнок уезжает – это мой рецепт.

Господин Сеземан, слушавший с напряжённым вниманием, встал. В сильном волнении он принялся ходить по комнате из угла в угол, и наконец его прорвало:

– Сомнамбула! Больная! Тоска по родине! Исхудать в моём доме! Всё это – в моём доме! И никто не видит и ничего про то не ведает! И ты, доктор, ты считаешь, что ребёнка, который прибыл в мой дом здоровым и свежим, я отошлю назад к её деду измождённым и несчастным? Нет, доктор, этого ты от меня не можешь потребовать, этого я не сделаю, этого я не сделаю никогда. Бери ребёнка в свои руки, лечи его, делай с ней что хочешь, лишь бы она стала здоровой и крепкой, тогда я отправлю её домой, если она захочет. Но сперва ты поможешь ей!

– Сеземан, – серьёзно ответил доктор, – одумайся, что ты делаешь! Это состояние не та болезнь, какую лечат порошками и пилюлями. Дитя не самой выносливой природы, поэтому, если ты немедля отправишь её наверх, на здоровый горный воздух, к которому она привыкла, она полностью поправится. Если нет – ты же не хочешь вернуть деду ребёнка уже неизлечимым, а то и вовсе не вернуть?

Господин Сеземан в испуге остановился:

– Да, если ты так говоришь, доктор, тогда есть лишь один путь, и надо немедленно действовать.

С этими словами господин Сеземан взял своего друга под руку, и оба принялись ходить из угла в угол, обговаривая всё дело в деталях. Затем доктор собрался уходить домой, потому что прошло довольно много времени и через входную дверь, на сей раз распахнутую хозяином дома, уже проникал рассвет.

Летним вечером в горы

Господин Сеземан в сильном возбуждении поднялся по лестнице и твёрдым шагом направился к спальным покоям дамы Роттенмайер. Он постучался в её дверь с такой непривычной решимостью, что насельница мигом пробудилась ото сна, испуганно вскрикнув. Она услышала за дверью голос хозяина дома:

– Фройляйн Роттенмайер, пожалуйста, спуститесь в столовую, необходимо немедленно приступить к подготовке отъезда.