Керченское сражение. От Крыма до Рима

Принимали светлейшего по-флотски. Застолье про­исходило на верхней палубе, без особых разносолов, но с добротной закуской из корабельных запасов. Недо­статок деликатесов восполнили обильным питьем.

На правах хозяина, Ушакову пришлось несколько раз пригубить вина из бокала, благо светлейший куда-то спешил и после двух-трех тостов встал из-за стола. Все следом поднялись и, стоя, взглядом проводили князя. У трапа он остановился, по-приятельски взял Ушакова под руку:

—    Пошли без промедления гонца к де Рибасу. Пус­кай, не мешкая, следует к Дунаю, Суворов там к Изма­илу выступил, подмога ему потребна морская. А ты тож не засиживайся, в Севастополе исправляйся наискорейше и к устью Дуная последуешь. Сторожить, да­бы турки не нагрянули к Измаилу.

—    За мной дело не встанет, ваша светлость. Токмо достоверно знаю, в Севастополе магазейны пустуют. А мне лес мачтовый потребен, вона как разнесло фок-мачту у меня. Тако ж и на других судах дерев надобно немало…

Потемкин, ухмыляясь, прервал Ушакова:

— Твои заботы мне извечно знакомы. Отпиши ве­домость в Херсон, распорядись моим именем.

Еще не смолкли пушечные залпы салютации по случаю отъезда князя, а Ушаков готовил предписание де Рибасу, который уже стоял наготове неподалеку, ожидая рескрипта Потемкина.

Откликнулся на победу Севастопольского флота и Александр Суворов, кратко, но выразительно: «Ви­ват Ушаков».

Генерал-майор де Рибас направился с гребной фло­тилией вверх по Дунаю, вступил в схватку с турецкой флотилией, оттеснил ее к Измаилу. Севастопольская эскадра до половины ноября оберегала дельту Дуная от возможного нападения турецкого флота. Спустя месяц войска Александра Суворова, при активной поддержке Дунайской гребной флотилии, штурмом овладели кре­постью Измаил. Русская армия форсировала Дунай, за­вершив кампанию 1790 года.

Новый, 1791 год обеспокоил Ушакова старыми за­ботами. Искромсанные сражениями, истрепанные штормами корабли надлежало добротно и быстро отре­монтировать и поставить в строй. Как обычно, в Севас­тополе не хватало всех припасов. Казенные бумаги поч­той по непролазной грязи доставляли в Яссы, и там они оседали в походной канцелярии ее правителя Василия Попова, который недолюбливал Ушакова. Потемкин надолго отъехал в столицу, где еще гремели салюты в его честь, покорителя Измаила. Досаждали иногда Ушакову нерасторопность, а подчас и нерадивость под­чиненных.

Бывший «Мелек-Бахри» переименовали в «Иоанна Предтечу», и по указаниям Ушакова обновили и пере­делали. Флагман следил за работами и, встретив на бе­регу командира, капитана 1-го ранга Баранова, сделал ему выговор: «Извольте за ремонтом присматривать рачительно, как подобает капитану». Тот в ответ взъе­репенился: «Я не корабельный мастер, ваше превосхо­дительство, и не такелажник, а должен принять гото­вый корабль». Ушаков спокойно, не повышая голоса, повторил: «Сие мнение противно долгу службы, и должно исполнять, что предписано начальниками». Баранов продолжал артачиться. Пришлось объявить ему выговор по эскадре. Неделю спустя поступил при­каз флагмана отправить матросов на строящиеся ко­рабли в Херсон и Николаев.

Предписывалось направить «здоровых и способных к исполнению должностей служителей». Недавно при­бывший из Лимана командир «Навархии Вознесение», капитан 2-го ранга Сенявин, любимец Потемкина, ре­шил схитрить: «Здоровые и исправные мне самому нужны…» На следующий день матросов построили к отправке. Неожиданно появился Ушаков, начал обходить строи, по привычке опрашивать матросов. С «Навархии» трое пожаловались, один задыхался от кашля, другой мучился животом, у третьего опухли ноги в суставах. Ушаков вывел их из строя, вызвал Се-нявина: «Оных служителей переменить на здоровых, евоных в гошпиталю». Сенявин поморщился: «Других служителей посылать не стану». Лицо Ушакова нали­лось краской: «Подтверждаю приказание, служителей заменить». И ушел в сопровождении бригадира Пус-тошкина.

Сенявин приказание флагмана так и не выполнил. Ушаков объявил в приказе по флоту: «А как не впер­вые вижу, его, г. Сенявина прискорбности от неохотно­го повиновения команде, потому подтверждаю впредь по повелениям моим чинить безоговорочно, как долг службы требует…»

Коса нашла на камень. Наверное, Сенявину при­шли на ум его знатные родственники, Алексей Наумо­вич, вспомнилось расположение светлейшего, и он на­строчил жалобу Потемкину на своего начальника: «На весь флот назван я ослушником, неисполнителем, уп­рямым…» и прочее…

Ушаков отправил жалобу Потемкину с пояснениями.

Тем временем заботы отвлекли от затеянной пере­дряги. Потемкин находился далеко, в Петербурге, и от него поступило предписание: «Тотчас вам выступить, направьте плавание к румелийским берегам и, если где найдете неприятеля, атакуйте с Богом».

Тихим июльским вечером Севастопольская эскадра вышла в море и двинулась на восток. Неделю назад пи­кеты у Балаклавы усмотрели на горизонте вражеские паруса, направлявшиеся в сторону Анапы.