Но Потемкин не отпускал вожжи. В тот же день, 16 июля, он отправил Ушакову ордер о скорейшем приведении кораблей флота в боевую готовность. «Обстоя-тельствы требуют как можно неприятеля утеснять ради преклонения его к миру… ради Бога постарайтесь все предписанное исполнить с ревностию, какую вы всегда доказывали».
Рапортуя Потемкину подробности сражения, флагман флота воздал должное своим подчиненным. «В продолжение сражения все командующие судов и разные чины флота Черноморского, находящиеся вооном действии, с крайним рвением и отличной храбро-стию выполняли долг свой, а паче начальники кораблей, в бою бывших, отличили себя отменной храброс-тию и искусством в управлении со всяким порядком вверенных им судов…» Всех командиров перечислил Ушаков, но, перечитывая копию отправленного рапорта, заволновался до пота, что редко с ним происходило. Писарь, переписывая начисто его рапорт, по недосмотру пропустил командира корабля «Святой Андрей», капитана 2-го ранга Анисифора Обольянинова. В тот же день Ушаков выслал рапорт, так как «по скорости переписки ошибкой писаря пропущен… А как он, Обо-льянинов, во время бою отличил себя искусством, храбростью и расторопностью в исполнении должности, сходно с прочими, посему извиняясь… в неосмотрительности… Господина Обольянинова представить честь имею».
Несказанно обрадовались вести о победе над турецким флотом в Петербурге. «Победу Черноморского флота над турецким, — делилась своими впечатлениями с Потемкиным императрица, — мы праздновали вчерась молебствием в городе у Казанской, и я была так весела, как давно не помню. Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо от меня прошу сказать и всем его подчиненным». Вскоре состоялся указ о наградах морякам, участникам сражения. Ушакову пожаловали орден Владимира 2 класса.
Только-только успели корабли и фрегаты «залечить» повреждения, полученные в сражении, заменить разбитый рангоут и такелаж, пополнить запасы, как из Балаклавы усмотрели в море неприятеля. Турецкая эскадра неспроста приблизилась на видимость берегов Крыма. Порта намеревалась вновь прознать, готовы ли русские моряки к новым схваткам. Оказалось, что бегство капудан-паши от берегов Крыма из Керченского пролива не образумило турок. Страсти султана подогревались европейскими «друзьями».
В те самые дни, когда Ушаков «гнал неприятеля» от Еникале, на Балтике, в сражении со шведами, гребная флотилия принца Нгуен-Зигена потерпела поражение. Полсотни галер и семь тысяч людей потеряли моряки из-за бездарности своего флагмана. И все же, видимо узнав о поражении турок, шведы, союзники Порты, вышли из войны и запросили мира. Пруссия и Англия упрекали Густава III, короля Швеции.
Россия твердой поступью двигалась к Черноморским проливам, а это значило открыть путь русским товарам в Средиземноморье. В один голос с пруссаками, Лондон вдруг стал требовать, чтобы Россия вернула Порте Очаков. «Англия тут поступает противно величию ей свойственному в качестве одной из первейших держав в свете» — так отозвались в Петербурге на претензии Лондона.
Подстрекаемый Западом, султан Селим III, призвал капудан-пашу Гуссейна:
— Отправляйся в море, не допускай гяуров к Дунаю, там наша последняя надежда, Измаил.
Турецкая эскадра — 14 линейных кораблей, 8 фрегатов, три десятка других судов повел к Гаджибею ка-пудан-паша. Вторым флагманом на 84-пушечной «Ка-пудании» обосновался только что произведенный в полные адмиралы Сеит-бей.
Прибыв на рейд Гаджибея, капудан-паша расположил эскадру полумесяцем и приказал отдать якоря. Он посчитал, что теперь путь гребной флотилии из Лимана к устью Дуная отрезан. По недомыслию и свойственной азиатам самонадеянности, Гуссейн даже не выставил дозор. За что и жестоко поплатился.
Поутру 28 августа, едва заалело небо на востоке, Гуссейна, мирно почивавшего в роскошной каюте, на подаренной самим султаном перине, разбудил пушечный выстрел. Полуодетый, ничего не соображая спросонья, протирая глаза, выбежал капудан-паша на палубу.
— Нас атакуют гяуры! — донесся откуда-то гортанный вопль.
— Рубить якоря! Ставить паруса!
Прозвучала первая команда капудан-паши. С востока надвигалась тремя колоннами русская эскадра. Гус-сейн на этот раз решил не ввязываться в сражение, а сразу отступить. А между тем превосходство и в судах и в пушках опять было в его пользу…
Ушаков, обнаружив неприятеля, сразу понял, что преимущество в ветре и внезапности на стороне его эскадры. Положено строить суда в линию баталии, но флагман решил не упускать инициативу.
«…В 9 часу, пользуясь способным ветром и беспорядком неприятеля, спешил к нему под всеми парусами приблизиться и атаковать…»
После длительного отступления Гуссейн наконец понял: дело плохо. Его арьергард, под флагом Сеит-бея, будет разгромлен, если ему не помочь. Последовал приказ капудан-паши:
— Повернуть на обратный курс! Приготовиться к бою!
Близился полдень, эскадра Ушакова сокращала дистанцию, но время для маневра еще оставалось, кажется, турки намерены контратаковать.
— Построиться в линию баталии!