Керченское сражение. От Крыма до Рима

На второй день Ушаков обнаружил турецкую эска­дру в тридцать—сорок вымпелов. Турки оказались на ветре, потому Ушаков выжидал некоторое время, что­бы занять выгодное положение для боя. К вечеру ветер покрепчал, развело большую волну. Ночью шторм ра-зыгрался вовсю. На судах ломало бушприты, стеньги, рвало паруса, у кого-то открылась течь. Пришлось воз­вратиться в Севастополь, устранять неполадки. Наведя порядок на кораблях, Ушаков повел эскадру на запад, к румелийским берегам. Там, в долинах Дуная, в пред­горьях Балкан, турки терпели поражения, но надея­лись подправить свое незадачливое состояние успеха­ми на морских рубежах.

В который раз Селим III питал надежду сокрушить-таки морскую мощь русских. Для подкрепления сул­тан вызвал Алжирскую и Тунисскую эскадры. Доволь­но опытный алжирский адмирал Саид-Али поклялся на Коране:

— Я отыщу и привезу в клетке этого нечестивца, Ушак-пашу.

Под предводительством капудан-паши Гуссейна и четырех других флагманов соединенный турецкий флот из 18 линейных кораблей, 17 фрегатов, полусотни других судов отправился из бухты Золотой Рог, чтобы отыскать и посчитаться с эскадрой Ушакова.

В последний день июля стояла на якорях у мыса Ка-лиакрия, под защитой грозных береговых батарей, эс­кадра Гуссейна. Второй месяц удача отворачивается от капудан-паши. Ушак-паша не показывается в море.

В адмиральском салоне нестерпимо душно, два мат­роса стоят с опахалами над диваном, где дремлет после сытного обеда, разомлевший от зноя, Гуссейн-паша. Стоянка у Калиакрии несколько затянулась. Флагман дозволил своим матросам отдохнуть на берегу. Сегодня священный праздник Рамазан. Его храбрые воины за­служили передышку и развлечения.

Внезапно резкий, тревожный хлопок пушечного выстрела донесся в распахнутую балконную дверь. Спустя мгновение капудан-паша в одних шальварах выскочил на балкон. И без подзорной трубы на ясном лазурном небе четко вырисовывались паруса русской эскадры, показавшейся из-за мыса.

— Поднять сигнал: «Всем сняться с якорей! Пост­роиться в колонну для боя!» — с досадой закричал Гуссейн.

Он уже успел прикинуть: «У русских два десятка вымпелов. У меня, слава Аллаху, больше почти вдвое. Пушек, значит, у меня также в два раза поболее, — не­сколько успокаиваясь, лихорадочно соображал Гус-сейн. — Вот только бы успеть сняться с якорей».

Услышав тревогу, стоявшие ближе к мысу турец­кие суда рубили якорные канаты, ставили паруса, от­крыли беспорядочный огонь. А с берега к ним неслись шлюпки с матросами…

Между тем русские, не открывая огня, под всеми парусами устремились под залпы береговых батарей. «Аллах, видимо, помутил их разум», — тревожно раз­мышлял Гуссейн, стараясь разгадать замысел русского флагмана. И вдруг он с ужасом осознал, что русский адмирал отрезает эскадру от берега, от матросов, спе­шивших на свои корабли.

…На шканцах «Рождества Христова», широко впе­чатав ноги в палубу, стоял, переводя взгляд с берега на турецкие корабли, Федор Ушаков.

«Нынче Гуссейну деваться некуда. Генерально сей час выйти на ветер, даже рискуя, под огнем береговых батарей».

— Сигнал: «Поворот вправо, курс вест! — скомандо­вал Ушаков. — Сблизиться на картечную дистанцию!»

Эскадра устремилась вдоль берега, отрезая турок от берега и получая преимущество ветра. Турецкие суда, успев отрубить якоря, сбились в кучу. Эскадра Ушако­ва картечным огнем крушила турецкие корабли. Новая тактика Ушакова, ближнего боя, оказалась побед­ной, как и в Керченском сражении, и в схватке при Тендре. Расстрелянные в упор неприятельские суда, ломая бушприты, реи, сталкивались друг с другом, стремились поскорее выйти из боя. Только алжирец Саид-Али вышел вперед и пытался построить корабли для боя. Заметив этот маневр, Ушаков, верный себе, со­мкнул строй эскадры и устремился в атаку. «Рождест­во Христово» с ходу атаковал алжирца. Сблизившись до полукабельтова, русский адмирал обошел корабль Сайда-Али по носу и, дав продольный залп, заставил второго турецкого флагмана выйти из строя. Не успо­каиваясь, Ушаков атаковал корабль старшего флагма­на, Гуссейна.

Но все же русским кораблям серьезный урон нано­сили береговые батареи. Пострадали «Навархия», «Петр Апостол», «Леонтий». Они с перебитыми реями, грот- и бизань-мачтами, стеньгами, потеряли ход, но Ушаков все равно похвалил их, они «оказали храб­рость и мужество». Вконец разбитые турки устреми­лись в сторону Босфора.

Ушаков поднял сигнал: «Гнать неприятеля!» Сплошной дым от залпов и пожаров застилал отступив­шего неприятеля. Солнце клонилось к западу, скрыва­ясь за прибрежными холмами, ветер посвежел, обещая шторм. Наступившая вскоре темнота и разыгравшийся шторм спасли турок от полного разгрома.

На траверзе мыса Эмине эскадра Ушакова легла в дрейф. Командиры доложили потери — полтора де­сятка убитых, три десятка раненых.