И так узнать об этом он стремился,
Что даже на колени становился.
Его товарищ старше был, чем он,
И отвечал: «Сей гимн, могу представить,
Святую Деву научает славить,
Когда умрем, нас просит не оставить;
А больше не скажу, как ни желаю:
Грамматики ведь я еще не знаю».
Христовой Матери? Тогда слова
И ноты, — мальчик молвил, — совершенно
Я выучу еще до Рождества!
Пускай букварь я буду знать едва,
Я разучу святое песнопенье!»
Его товарищ по пути домой
День изо дня учил его; прилежно
Наш мальчик вытвердил напев святой
Два раза в день — не мог ведь он небрежно
Петь песнопенье, что посвящено
Марии-Деве, чтимой им давно!
Как я уже сказала, проходил
И гимн Марии пел что было сил;
И разносился голосок веселый;
А если ученик наш шел из школы,
То удержаться и не петь не мог,
Но сатана, гнездо от века вьет
В сердцах евреев; он сказал: «Увы!
Народ Израиля! Ваш удел не мед.
Так неужели разрешите вы,
Так оскорблял, без страха и без меры,
Священные устои нашей веры?!»
Тут меж евреев было решено
Со света сжить вдовицыного сына;
И поздно стало, ни души единой
Не видно было в улице пустынной, —
Его схватил, скрутил на месте прямо,
И, горло перерезав, бросил в яму.
В дыру, куда сливали нечистоты.
О, Иродов новейших злое дело!
Народ, Всевышним проклятый! На что ты
Рассчитывал? Дурны твои расчеты —
А Божья честь восторжествует вновь!
О мученик! О девственник невинный!
В небесный хор отныне ты избран.@
Как написал на Патмосе в пустыне808
Пред агнцем белоснежным будет зван
Петь гимны тот, кто женщин не познает:
Лишь девственникам это подобает.
А бедная вдова всю ночь ждала
И потому, когда заря взошла,
Бледна лицом в предчувствии всех зол,
Она пошла, куда Господь повел;
И люди ей не в добрый час сказали,
С любовью материнскою в груди
Пошла она, почти теряя разум,
Осматривая на своем пути
Знакомые места унылым глазом;
На помощь призывала крест содеяв;
И вот она пришла в квартал евреев.
Она молила и просила всех
Евреев, кто там жил, чтоб ей сказали,
Один ответ был — «нет»; она едва ли
Его нашла бы, но Господь чуть дале
Ей путь к ужасной яме указал,
В которой мальчик брошенный лежал.
Свою являешь славу — так гляди!
Сей веры изумруд, сей ангел рвенья,
Брильянт сей — без дыхания в груди
Лежал; но чудо было впереди:
Да так, что каждый камень зазвенел!
Кто мимо проходил из христиан —
Все подошли взглянуть на это диво;
Послали за шерифом,809 кто избран,
Шериф явился сразу и правдиво
Восславил Приснодеву, свет людей;
Евреев же велел схватить скорей.
В слезах соседи подняли дитя;
Как в монастырь ближайший чуть спустя
Повозка с убиенным заезжала,
Мать замертво в ногах его лежала
И, поднятая, упадала в пыль,
К евреям грозно пытки применив,
Шериф в их преступленье стал уверен,
И всех, к нему причастных, был шериф
Оставить без расплаты не намерен:
Их к виселице дикий конь тащил,
И по закону их палач казнил.
На смертном ложе мученик лежал
Пред главным алтарем, пока шла служба;
Что схоронить его быстрее нужно;
Но, окроплен святой водой811 — неложно! —
Заговорил он, окроплен водой,
И вновь запел он антифон святой.
Как все монахи (или как монахи
Должны бы быть) со всею добротой
Стал вопрошать: «Дитя мое, я в страхе
Господнем; я глазами шарю в прахе —
Ведь горло перерезано твое!»
«Прорезано до самых позвонков, —
Ответил мальчик, — но Господней волей
Законы естества переборов, —
Угодно Господу — живу я доле.
За то, что я Пречистую любил,
Христос мне петь О Alma разрешил.
Источник благодати, Мать Христову,
Когда был предан смерти я сурово,
Ко мне она пришла и петь просила
Гимн Alma Redemptoris, столь мне милый;
И зернышко,812 помнилось, в этот миг
Вот отчего пою и петь я буду
Христову Мать в небесной вышине,
То зернышко не уберут покуда;
А после так она сказала мне:
Как зернышко от уст твоих отринут,
Не бойся: ты не будешь мной покинут».
Святой аббат богобоязнен был
И с языка он зернышко убрал,
Кто чудо видел — на колени пал,
Аббат неудержимо зарыдал
Солеными обильными слезами
И ниц простерся, и лежал как камень.