Так драма в курятнике обретает ироикомические масштабы вселенской трагедии, а скотный двор уподобляется Трое, Карфагену и Риму.
Особенно интересна единственная в книге прямая аллюзия на недавние политические события в Англии. Рассказывая о шуме погони за лисом, в которую включились как люди, так и все животные, принадлежащие вдове, Капеллан упоминает одного из зачинщиков крестьянского восстания 1381 г. Джека Стро, под чьим предводительством лондонские ремесленники учинили погром фламандским купцам:
Никто точно не знает, находился ли Чосер в Лондоне во время этих событий. Но, скорее всего, он по долгу службы на таможне был там и видел, как восставшие вошли в столицу сквозь ворота рядом с его домом, а затем сожгли дворец его покровителя Джона Гонта. Он мог также видеть, как они обезглавили Саймона Садбери, архиепископа Кентерберийского и расправу над знакомыми ему купцами-виноделами, не говоря уже о груде трупов фламандцев, валявшихся на улицах возле Темзы.
Друг поэта Джон Гауэр откликнулся на эти события, сочинив латинскую сатирическую поэму «Глас вопиющего», где он резко осудил восставших, изобразив их в виде разного рода домашних животных, которые оставили службу человеку и стали дикими хищниками, несущими смерть. Ослы уподобились львам, быки — драконам, свиньи — волкам, петухи — соколам, а гуси — коршунам.
Считается, что Гауэр написал «Глас вопиющего» вскоре после восстания, а затем отредактировал поэму. Чосер, по-видимому, хорошо знал «Глас вопиющего» и отозвался на поэму Гауэра по-своему. Поэт обратился к тем же событиям много позже, когда все страхи были уже забыты. По мнению текстологов, «Рассказ Монастырского Капеллана» написан в самые последние годы жизни Чосера. В отличие от желчно апокалипсической сатиры Гауэра, взгляд автора «Кентерберийских рассказов» гораздо мягче. Как видно из приведенной выше цитаты, он упоминает крестьянское восстание скорее с юмором, хотя вовсе и не идеализирует его. Для него погром и убийство остаются погромом и убийством, которые он не склонен оправдывать ни при каких обстоятельствах.
Однако акцент здесь смещен на другое. За исключением петуха, все домашние животные в хозяйстве вдовы знают свое место, и лишь Шантиклэр в своей гордыне на время забывает его, за что и получает горький урок. Очевидно, примером для подражания в этой истории служит вдова, которая, с одной стороны, поднимается над животными благодаря своему человеческому облику и положению хозяйки скотного двора, а с другой, — знает свое место в обществе людей, терпеливо снося невзгоды и не пытаясь изменить отведенную ей участь.
Прочитанный так «Рассказ Монастырского Капеллана» представляет собой своеобразную притчу о недопустимости нарушения социальной стабильности. Но в том-то все и дело, что это тоже одна из ассоциаций, возникающих по ходу чтения и дразнящих воображение. Ведь рассказ — все-таки не притча, которую можно однозначно расшифровать. Об этом в свое время очень хорошо сказал Чарльз Маскетайн, заметивший, что в отличие от притчи, данный рассказ не столько излагает какие-либо истинные и важные суждения о жизни, сколько проверяет истины и подвергает сомнению их важность.1750
Капеллан кончает рассказ следующими словами: