Ката

Когда он вылез из третьего бассейна, Ката повязала вокруг бедер полотенце и двинулась вперед. Болик плюхнулся в четвертый бассейн, выдохнул и сел. Чем ближе к нему подходила Ката, тем сильнее билось ее сердце – правда, не так сильно, как в прошлый и позапрошлый разы. Двери сауны открылись, и оттуда, пыхтя, показалась старая женщина; ее голова и плечи были окутаны туманом, который Ката сперва приняла за дым. Ей осталось до дверей всего несколько метров, как Бьёртн вскочил в бассейне (она заранее знала, что он так сделает), подтянулся на перилах своими неживыми руками, выскочил из воды, перемахнул бортик и вбежал в сауну.

Дверь захлопнулась, но в следующий миг Ката потянула за ручку и открыла ее. Внутри был коридор, выложенный кафелем, и она пошла по нему, как всегда, робко, перебирая в уме возражения против того, что сейчас может произойти что-нибудь «ужасное»: самым весомым из них были те слова из интервью, про «просроченную телятину»: если она не ошибается, сама она просрочена уже давным-давно, уже как следует протухла; к тому же она никогда не видела, чтобы он приставал к девушкам в бассейне.

Ката открыла вторую дверь, за которой была сама сауна, с густым удушливым жаром, и услышала из клубов пара крик: «Дверку прикрыл быстро!» Она шагнула внутрь и закрыла за собой дверь. В дальнем углу комнатушки увидела его очертания: колени раздвинуты, глаза открыты, белки блестят, как яйца. Окон в сауне не было, и от этого она напоминала космический корабль, в котором произошел какой-то серьезный сбой. Ката поспешила сесть напротив дверей, держась как можно незаметнее, ощутила непреодолимое желание уйти – но поборола его: она ведь имеет такое же право сидеть здесь, как он, – даже, если на то пошло, больше, чем он.

Ката закрыла глаза и расслабилась. Через некоторое время перед ней поплыли картинки зимнего леса и маленькой избушки в шаре, в котором пойдет снег, если его потрясти. Вокруг нее все было бело, а позади избушки – промерзший до дна пруд. Рыбешки, червяки, букашки – все живое закопалось в грунт, еще хранящий летнее тепло, замедлило свои движения и обмен веществ, дыхание и сердцебиение, и мышление, пока не осталась лишь одна едва уловимая мысль: «Жить!»

Мышцы расслабились, голова стала пустой, и на миг Ката как будто задремала. Очнулась она от того, что дверь сауны открылась. Бьёртн вышел и захлопнул ее за собой.

38

Через несколько дней Гардара Эйстейнссона, человека, сообщившего о трупе Валы, выпустили из тюрьмы на Квиабриггью. Он отбывал там одиннадцатимесячный срок за нарушение условий условного осуждения. Ката получила уведомление об этом по электронной почте; прочитав, удалила его и отправилась прогуляться. Обошла пару кругов вокруг Рейкьявикского озера, а затем села на скамейку в саду Хльоумскалагард. Желтели и алели листья на деревьях, жизненная энергия постепенно утекала из них в землю. Воздух был стылый, пахло осенью, мокрой землей и гниющей растительностью, и это вгоняло ее в печаль.

Под скамейкой Ката обнаружила полупустой пакет с кормом для птиц, рассыпала его на тропинку и стала ждать. Не прошло и нескольких минут, как показался первый дрозд, а потом все новые и новые, один за другим. На Кату нашло глубокое умиротворение, когда она сыпала птицам корм, смотрела, как быстро те скачут меж зернышек и склевывают их. До сих пор ей и в голову не приходило, что она постарела, но пока она сидела там, ощущала себя старой, и ей было хорошо: плечи ссутулились, голова слегка тряслась, лицо стало дряблым, глаза отрешенно смотрели в одну точку; она была старухой, которая хлебнула горя, всю жизнь боролась с трудностями и потерпела поражение, но сейчас это все уже должно было прекратиться – хотя бы на то время, пока она сидит здесь. Мимо проходили люди, но не видели ее – на ней была шапка-невидимка старости и смерти, на которую они инстинктивно закрывали глаза; и студенты, спешащие мимо нее из университета или в университет[33], проплывали мимо, как во сне.

* * *

Соулей открыла ей дверь своей квартиры на Фрамнесвег. Вся гостиная была завалена пустыми футлярами из-под дисков, упаковками от фастфуда, стаканами и переполненными пепельницами. Не успела Ката подумать, или пожаловаться, или притвориться сильнее, чем была, – как у нее вырвалось, что Гардар вышел из тюрьмы, и поэтому ей страшно оставаться дома одной.

– То есть нет, вообще-то не страшно, просто неохота сейчас…

– Тогда ночуй здесь, – предложила Соулей, подошла к ней и обняла.

Ката рассмеялась.

– Не можем же мы здесь жить вдвоем!

– Ну конечно, можем! Пошли! – И Соулей проводила Кату на кухню, где поставила кофе. А Ката тем временем рассказывала ей, какую узнала информацию.

– Я знаю, где он живет. Я наняла человека, чтобы он выяснил для меня, когда его выпустят и где он после этого будет ночевать…

– А зачем тебе это?

– По-моему, так лучше. По крайней мере, буду знать, в каком он районе.

– Понятно.