Ката

В свое время Ката перелопатила все об этом Бьёртне: от первых тредов, где мусолилось его агрессивное поведение, до гламурных обсуждений в телепередачах вроде «Исландии сегодня». Ее поразило, как постепенно все СМИ сошлись на том, что он – эдакий человек «из народа»; в какой-то момент и его прозвище «Болик» стало походить на «Волик»: простой парень – душа нараспашку, который делает то, что ему вольно – и, судя по всему, у Бьёртна и журналистов были общие враги в лице всех, кто относится к жизни чересчур серьезно, лишен чувства юмора и не понимает, что его борьба за улучшение общества может обернуться чудовищным однообразием и попранием человеческих прав, – и Бьёртн стал эдаким рупором мнений, которые разделяли «все», но никто не смел выразить вслух. Надо сказать, что прошлое Бьёртна в среде рэкетиров и наркодилеров никто не забыл – напротив, оно лишь усиливало ту веселость, которая так и бурлила между строк и (как представляла себе Ката) происходила от того, что журналистам было стыдно, – но они и сами удивлялись, как смогли такое провернуть: продвинуть преступника, негодяя в самые популярные в стране СМИ, да еще подать его как что-то интересное и актуальное. И всеобщий интерес зиждился как раз на этой борьбе противоположностей: полстраны испытывало отвращение к зазнайкам и лузерам, которые не могут примириться с собственной отстойностью и посмеяться, – а зазнайки испытывали отвращение ко всяческой уголовщине. В одном интервью – ни с того ни с сего, in flagrante delicto[32] – Бьёртн предупреждал подростков против злоупотребления наркотиками, алкоголем и стероидами и просил их не вставать на преступную дорожку: ведь тамошние нравы суровы.

Две минуты.

Ката увидела, как все это сваливается в один винегрет, представляющий собой душевную болезнь исландского народа: самовозвеличивание, комплекс неполноценности, алчность и юмор, на самом деле являющийся плохо замаскированной агрессией. А еще этому парню нравилось деление на «мы» и «они», по каким бы то ни было признакам – в основном по полу и внешности. Например, хотя без женщин нельзя обойтись, они просто «сосуды» – правда, говорилось это в шутку; и некоторым женщинам будет явно полезно, если их изнасиловать – и тоже в шутку; и нет, ему не было стыдно признаваться: ему хотелось девушек, настолько юных, «насколько возможно», пусть даже в обществе такое считается неприличным (Бьёртн сказал, что знает это), но пока он держится в рамках закона, его никто не посмеет упрекнуть, а в глубине души «с ним согласятся все мужчины», и вообще это закон природы, а он, как всегда, просто выражает то, что никто не смеет сказать. Кроме него.

Одна минута.

Ката допила сок, встала, выкинула упаковку в урну и снова села на скамейку. Ровно в четверть третьего Болик появился на дорожке, ведущей от «качалки» к бассейну. Целых полтора часа он тягал гири и наращивал мышечную массу, подгоняя себя под распространенные в мире стереотипы о качках, – но сейчас он выполнил свою программу и шел (как обычно) к душевым, расположенным с северной стороны от бассейна на открытом воздухе. Часы в тренажерном зале были синхронизированы с часами в бассейне, и в те разы, когда Ката следила за ним, он всегда выходил примерно в одно и то же время. Болик был одет в синюю майку, черные тренировочные штаны, широкие внизу, и белоснежные кроссовки. Через плечо у него висели громоздкая спортивная сумка и белое полотенце, которым он утирал пот со лба, медленно, но решительно шагая к душевым. Если верить интервью журналу «Здоровый образ жизни», после силовых упражнений Болик всегда принимал холодный душ, потому что после «тягания тяжестей» он «весь прямо горел» и тело у него было настолько разгоряченным, что вода на нем закипала и тотчас испарялась, «не успевая долететь до пола». Звучало это невероятно, но, может, он просто перепутал душ с сауной, в которую шел потом, чтобы, как он выражался, «открыть поры» – неожиданно прозаичные слова после такого яркого описания разгоряченного тела под душем.

В душевой он всегда проводил четыре минуты, порой – на полминуты меньше или дольше. Ката ждала, но считать минуты ей не хотелось; вместо этого она прикрыла глаза и представила себе каждое движение Бьёртна за перегородкой. В интервью он рассказывал, что в душе бреется – он явно имел в виду, что бреет все тело, – и давал понять, что иначе и быть не может. Какое же слово он употреблял? «Отврат». «Каждая волосинка – это отврат», – говорил Болик, но на фотографии, сопровождавшей интервью, на его лице красовались и брови, и ресницы – наверное, журналист должен был устроить ему нахлобучку за такую непоследовательность? И хотя на фото было плохо видно, Кате показалось, что у него видны волосы на руке, но это же простительно? И вообще, зачем кому-то брить руки – мужчине или женщине? Разве все не согласны, что это не нужно? А как же «реснички» в глотке и верхней части легких?

Но вот Ката представила себе: весь выбритый полностью, и подбородок, и грудь, и живот, и ноги, и пах…